Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - читать онлайн книгу. Автор: Николай Егорычев cтр.№ 7

Это были крепкие, грамотные мужики. Они читали агрономические книжки, умело вели хозяйство, обменивались опытом. У них были самые хорошие урожаи в Строгине, самая породистая скотина – словом, настоящие работяги.

После их ареста некому было руководить колхозниками на этих самых выгодных работах, дающих наибольший доход из-за близости к Москве. В результате урожаи пошли на убыль. Плохо стали удобрять, ухаживать за полем. Захирело и тепличное хозяйство. Разболталась дисциплина, и наш колхоз им. Кирова распустили.

Правда, этой женщине потом село объявило бойкот, узнав, что доносы были ее рук дело, и та вынуждена была уехать из деревни. Но свое черное дело она сделала.

Кроме этих двух человек, в Строгине никого больше не выслали и не арестовали, хотя деревня была богатой.

Мы знали, что в 1937–1938 годах были репрессии. Но нам не известны были их масштабы. Скажем, я учился в Тушине. Там строили новые авиационные заводы. И вдруг арестовывают директора одного из заводов. На большом митинге, который проходил на площади, все близко работавшие с ним доказывают, что это был враг. Проходит неделя, и арестовывают тех, кто выступал на митинге, – объясняют, что это тоже враги. Так на наших глазах арестовывают человек пятнадцать – двадцать. Потом все успокаивается, заводы продолжают работать.

Когда шли массовые процессы, мы, конечно, читали материалы о них – ведь все стенограммы печатались в «Правде», причем каждый обвиняемый на суде признавался: «Да, я работал как шпион. Да, я так себя вел». Мы думали: как же не верить, когда человек сам, в присутствии стольких людей говорит, что он шпион? Мы в это верили. И потом, мы не знали масштабов этих репрессий.

Но факты, особенно касающиеся близкого тебе человека, которого ты хорошо знал, вызывали сомнения. Скажем, у меня была тетя, которая жила в Рублеве. Муж ее заведовал там обозным хозяйством Рублевской госстанции. Он был членом партии. Его арестовывают, и он пропадает. Я никак не мог поверить, что дядя Коля, добрейшей души человек, мог быть врагом народа! А потом, как там быть врагом народа – на Рублевской станции, да еще человеку, которые заведовал телегами, лошадьми, небольшим хозяйством? Трудно было в это поверить…

На время коллективизации приходится моя учеба в школе. До школы читать меня пыталась научить сестра Татьяна. Но дальше слова «мама» я не продвинулся. Пользуясь любым случаем, я удирал от нее. Зато, когда я пошел в школу, уроки сестры мне пригодились. Через неделю я уже свободно читал – видимо, созрел для этого. И чтение стало самым любимым занятием моей юности.

В школу я пошел в восемь лет к той же Вере Васильевне. Когда я был уже в третьем классе, к нам прислали другую, молодую учительницу – жену того самого человека, который служил в охране Кремля. Молодая учительница оказалась под стать своей свекрови. Она выдавила Веру Васильевну из школы. Закончился учебный год, и Веру Васильевну уволили. Но я учился хорошо при всех преподавателях.

Математика мне давалась легко. Я любил геометрию, а особенно стереометрию. Для меня каждая задача была интереснейшим ребусом. Как сейчас помню, незадолго до 1 сентября я получил учебники, открыл задачник и за два вечера перерешал все задачи по стереометрии.

Среднюю школу я заканчивал в Тушине. Первоначально мы учились в бараке, но в 1936 году здесь построили двухэтажную кирпичную школу, и нас перевели в это новое здание. Это был настоящий дворец: светлые классы, новые парты, огромные, под потолок, окна, широкие коридоры.

Я уговорил мать пойти на родительское собрание и посмотреть новую школу. Мать пришла за полчаса до собрания. Я поставил ей стул около класса, чтобы она не очень утомилась, так как здоровье у нее стало совсем плохим.

При знакомстве выяснилось, что директор школы Александр Николаевич Абрамов, член партии, солидный человек, – старинный мамин знакомый. Раньше он заведовал начальной школой в Митине и одновременно руководил в Рождественской церкви хором. Мой дед, построивший эту церковь, был старостой в ней и два раза в год давал Абрамову отрез на костюм в качестве платы за этот хор.

Александр Николаевич сватался к моей матери. Она была младшей дочерью, и мой дед в ней души не чаял и не отпускал от себя, хотя ей было уже двадцать шесть лет. Абрамов ему нравился. Но выбор оставил за дочерью. Его смущало то обстоятельство, что жених был «чужак»: в деревне не знали его корней. Мать решила не выходить замуж за «чужака». Потом она встретила строгинского Григория Егорычева, который был на два года моложе ее. У того корни были здешние, да и понравился он ей больно.

Эта встреча матери с юностью состоялась в 1936 году. В следующем году мама умерла. Я учился тогда в девятом классе.

Учился я с удовольствием. Мать никогда не смотрела мой дневник: знала, что там все в порядке. Мне очень нравились уроки литературы. Множество стихотворений я знал наизусть, а память у меня была превосходная. Учительницей литературы была у нас Ольга Прокофьевна Яхлакова. В годы Гражданской войны она служила в политотделе Первой Конной армии Буденного. Ольга Прокофьевна была очень хорошим педагогом и старалась привить нам свою любовь к литературе.

В восьмом классе она послала меня в Москву купить в кассе Большого театра билеты на оперу «Князь Игорь». Мы как раз изучали в школе «Слово о полку Игореве». Собрали по восемь рублей «с носа», и я поехал. Подхожу к кассе, а там говорят, что все дешевые билеты давно проданы. Остались только по пятьдесят шесть рублей. Меня эта цифра в жар бросила.

– Да вы что?! Откуда у нас такие сумасшедшие деньги?

– Ничего не могу сделать.

Я понуро отхожу от кассы и вижу надпись на двери: «Дирекция Большого театра». Открываю дверь, поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Смотрю – табличка: «Главный дирижер Большого театра С. А. Самосуд». Я захожу – секретарши нет, прохожу дальше, открываю следующую дверь. Там солидные мужи о чем-то спорят. Я открываю дверь пошире.

Наконец С. А. Самосуд обратил на меня внимание:

– Ты что здесь делаешь, мальчик?

– Мы сейчас изучаем «Слово о полку Игореве», – начал я ему объяснять, – и я приехал из Тушина, чтобы купить билеты на оперу «Князь Игорь». Собрали мы по восемь рублей, а по пятьдесят шесть рублей мы купить не можем. Нет их у меня.

Смотрю, он открыл свою книжечку, пишет что-то там.

– Сколько, мальчик, тебе билетов надо? Иди в кассу с этой бумажкой.

По дороге читаю. На именном бланке написано: «Выдать подателю сего столько-то билетов». Я подхожу к кассе, подаю в окошечко бумажку.

– Ты откуда это взял? – изумленно спрашивает кассирша.

– А разве там не написано? – с достоинством ответил я.

Не знаю, откуда она взяла эти билеты, но выдала на весь класс и по восемь рублей.

Ольга Прокофьевна часто задавала нам писать сочинения – домашние и классные. Классным сочинением я за два часа почти всю тетрадку исписывал. Ей очень нравились мои работы. Помню, писали мы сочинение по роману Николая Островского «Как закалялась сталь». А у Островского свой слог – очень простые, не очень длинные фразы, но очень выразительные, емкие. Я решил тоже писать простыми фразами и накатал целую тетрадку. Кажется, только одна страничка оказалась незаполненной. Ольге Прокофьевне так понравилось мое сочинение, что она на следующий день читала его перед всем классом.