Марлен Дитрих - читать онлайн книгу. Автор: К. У. Гортнер cтр.№ 81

Именно Мерседес раскрыла мне глаза на тот мрак, который опускался на Германию. Она держала тайные салоны для беженцев – гомосексуалистов-эмигрантов, которые скрылись из моей страны, стремясь ускользнуть от смертельной хватки Гитлера.

– Они сжигают книги, – сказал Эрнст Любич. – Братьев Манн, Маркса, Фрейда, Эйнштейна и других.

Хотя ему не пришлось быть моим режиссером, он стал мне другом и, как многие изгнанники, в сильной тоске следил за событиями на родине.

– Они арестовали тысячи людей и упразднили свободу слова, – продолжил он. – Гитлер наделил полномочиями службу цензуры, она определяет правила для творческих работ на предмет соответствия арийской идеологии. Скоро они начнут сжигать все, что не подходит под их требования, и всех, кто это создает.

– Гитлер зарабатывал на жизнь рисованием открыток, – сказала я; от одного его имени у меня глаза наливались кровью. – Он ненавидит художников, потому что сам в этом деле неудачник. Мерзкий, завистливый человек.

И этот мерзкий, завистливый человек стирал с лица земли Берлин, который я любила, эту потрясающую игровую площадку декадентских радостей. Меня тревожила судьба «девочек» из «Силуэта» – Иветта и других трансвеститов, которые помогали мне наряжаться Лола-Лолой. Их тоже арестовали? Может быть, нацисты разгромили все кабаре и сожгли их дотла?

– Теперь его не назовешь неудачником, – сказала Мерседес. – Его манифест «Майн кампф» продается миллионами и там, и за границей. В этой связи я могу заключить только одно: никто не озаботился тем, чтобы прочесть его книгу, а в ней Гитлер очень ясно выражается насчет своих намерений. Германия даже не представляет, что ее ждет, если этот человек удержится у власти.

– Это верно, Марлен, – мрачно кивнул Эрнст Любич. – Влиятельных людей убивают даже после того, как они покидают Германию. Философа Лессинга нацистские наемники застрелили у него дома в Чехословакии. Они отлавливают инакомыслящих и отправляют в трудовой лагерь в Дахау. Все, у кого есть возможность, пытаются убраться из этой страны, пока не отменили паспорта.

– Значит, он сумасшедший! – не выдержала я и, глядя на выражения лиц гостей салона – опустошенные, сбитые с толку, – пришла в ярость. – Как можем мы позволить, чтобы такое происходило?! Как может Европа стоять в стороне и наблюдать?!

– Считается, что Гитлер хорош для Германии, – ответила Мерседес и незаметно сжала мое плечо.

Сидя на подушке, я прислонилась к ее шезлонгу и в этом прикосновении почувствовала предостережение. Моя подруга знала, как я распаляюсь от разговоров о нацистах, однако этот жест смутил меня, ведь салоны Мерседес всегда были открыты для дискуссий.

– Да, – добавил Любич. – Франция и Британия ведут политику умиротворения, для помощи евреям никто ничего не предпринимает. – А мне он сказал: – Лучше предупредите фон Штернберга. Ходят слухи, что он снова заигрывает с «УФА». Но он именно тот человек, которого они меньше всего хотят видеть.

После того как все разошлись, я спросила Мерседес, почему она остановила меня.

– Я должна быть в курсе всего, не важно, насколько это будет ужасно. Мой муж сейчас в Париже, но сестра, мать и дядя все еще в Берлине. Если они в опасности, мне нужно знать об этом.

– Они диссиденты? – задала она вопрос. – Евреи? Марксисты? Нет? Тогда им ничто не угрожает. Я считаю, тебе нужно говорить как можно меньше. Слушай, но не высказывай мнения.

– Почему? Я не делаю секрета из своего отвращения к Гитлеру. И его министр пропаганды Геббельс, хромоногий романист-неудачник, ведет кампанию против меня.

– Пускай. Ты должна поступать осмотрительно, если беспокоишься о своей семье. Что ж, не всем, кто приходит сюда, можно доверять. Известно, что Геббельс под видом беженцев отправляет за границу шпионов – изучает, какие там настроения. Нацисты нападают не только на евреев и диссидентов, они пошли дальше – издают новые законы, ограничивающие права женщин. Они восхваляют Kindersegen – матерей, благословленных детьми, как народных героинь; хотят, чтобы немецкие женщины сидели дома, готовили, убирали и вынашивали детей для рейха. Ты самая известная немецкая кинозвезда, но ходишь в мужской одежде, живешь вдали от родины и мужа, да еще выставляешь напоказ свое тело. Если ты начнешь поносить рейх, представь себе, как они отреагируют.

Я не хотела представлять этого, но, как только вернулась домой, заказала международный звонок дяде Вилли – мама так и не установила телефон в своей квартире, – и ее брат сонно, из-за разницы во времени, заверил меня, что все в порядке.

– Йозефина продолжает заниматься уборкой. Ситуация не такая ужасная, как ты думаешь. Да, у нас новый канцлер, – дядя сухо хмыкнул, – но чем это отличается от последних двадцати лет? Режимы взлетают вверх и опадают, как подол юбки.

– Ты сообщишь мне, если станет хуже? – попросила я. – Не будешь ждать до последнего?

– Конечно. Но куда мы поедем, Лена, в нашем-то возрасте? Твоя мать и слушать об этом не захочет. Ты ведь знаешь, какая она. Тут ее дом. Она продолжает вести себя так, будто нацисты – это незначительное неудобство, с которым надо смириться, как с дурными манерами гостя за обеденным столом.

Пришлось улыбнуться. Нескольких сожженных книг явно недостаточно, чтобы взволновать мою мать.

Повесив трубку с обещанием скоро позвонить, я набрала номер фон Штернберга в Нью-Йорке, куда он поехал с намерением в очередной раз повидаться со своей бывшей женой и попытаться уговорить ее либо вернуться к нему, либо уменьшить размер алиментов.

Не успела я высказать ему свои предостережения, как он меня опередил:

– Я никуда не собираюсь. В Европу, может быть, когда-нибудь позже, но не в Германию. Я все знаю, и у меня нет желания закончить жизнь, чистя сортиры в лагере. Меня отправляют к южным морям снимать ураган. Я позвоню вам по возвращении. О, мои поздравления с картиной. Слышал, ожидается большой успех. Разве я вам не говорил? Русский знает, как показать на пленке красивую женщину.

Я не спросила, зачем ему понадобилось снимать шторм в тропиках. Казалось, это было то, что надо для него.

Однако насчет моей картины фон Штернберг ошибся. Отзывы критиков на «Песнь песней» были горячие, а вот кассовые сборы – не очень, что стало для Шульберга печатью судьбы. Он потерял работу и перешел в «Коламбия пикчерз». К моей радости, вместо него директором по производству стал Любич, что объясняло неприязнь к нему фон Штернберга. Эмигрант-соперник в директорском кресле. Мой режиссер не мог вынести возвышения Любича, хотя сам Любич не разделял антипатии фон Штернберга. Когда он пригласил меня в свой кабинет, то сказал, что, учитывая низкую выручку от «Песни песней», он открыт к предложениям насчет путей дальнейшего продвижения моей карьеры.

– Мне поручили возобновить ваш контракт с повышением гонорара еще на две картины. «Парамаунт» продолжает верить в вас, Марлен. Вы – наша главная женская звезда.

– Тогда возобновите и контракт фон Штернберга, – тут же сказала я. – Он причина того, что «Песнь песней» провалилась. Если бы режиссером был он, то увидел бы, чего не хватает.