Честь - Никому! Том 3. Вершины и пропасти - читать онлайн книгу. Автор: Елена Семенова cтр.№ 171

– Господин поручик! – воскликнул Митрофанов, обращаясь к Роменскому. – Николай Петрович ранен. Разрешите мне пойти и помочь ему!

По бледному лицу Виктора Кондратьевича скользнула страдальческая гримаса. Ему, вероятно, всего больше хотелось, чтобы поезд скорее тронулся, и тем завершилась бесконечная чреда боёв последних недель. Но разрешил:

– Ступайте! Но только быстрее!

Адя соскочил на землю и бегом, пригибаясь от долетавших со стороны маячивших вдалеке, не решаясь приблизиться, красных, выстрелов, бросился в Вигелю. Подполковник лежал ничком, подобрав под себя левую руку. Ею он заслонил рану в груди, кровь из которой залила его мундир. Николай Петрович ещё дышал, и Митрофанов, не медля ни секунды, взвалил его на плечи:

– Ничего, господин подполковник, ничего. Мы ещё поборемся, мы ещё… Я вынесу вас, господин подполковник. Вы слышите меня? Николай Петрович, поезд совсем рядом. Скоро мы будем в Севастополе, и вы поправитесь. Тут недолго, тут совсем чуть-чуть… Уже сейчас… Вы потерпите, господин подполковник… – бормотал он, таща командира к стоявшему под порами бронепоезду, на подножке которого мялся нервный поручик Роменский.

Внезапно Адя почувствовал жгучую боль в спине, как будто бы что-то ужалило, пронзило насквозь. И в тот же миг отказали ноги, и Митрофанов рухнул на землю. На несколько минут он лишился сознания, а когда открыл глаза, то увидел удалявшийся поезд и надвигающихся конников. Ног своих Адя не чувствовал, а от страшной, разрывающей спину боли хотелось заорать благим матом. Вигель лежал рядом, и по мертвенно бледному его лицу трудно было угадать, жив ли он ещё. Совсем близко стучали копыта, уже можно было различить лица приближавшихся большевиков…

Сделав над собой усилие, Митрофанов вытащил из кобуры командира его револьвер, стиснул в руке.

– Ничего, Николай Петрович, обождите… Ещё чуть-чуть, ещё совсем недолго… Мы ещё поборемся, господин подполковник… И отбросим их, слышите? Мы снова освободим Дон… И Кубань… И возьмём Москву. Вашу Москву, Николай Петрович. И вы станете генералом, как ваш брат… Мы победим, господин подполковник. Мы же с вами Первопоходцы, мы же Корниловцы… Мы ещё поборемся… Сейчас…

Громадный конник навис над Адей, и он нажал на курок. Большевик безжизненно свесился с седла. Тотчас подлетело ещё несколько красных с тускло мерцающими в сумрачном рассвете шашками. Ещё трижды успел выстрелить «вечный юнкер» Адя Митрофанов, прежде чем оглушительный удар по голове не погасил навсегда свет в его ещё почти ничего не видевших в жизни глазах…

14-17 ноября 1920 года. Крым

«Русские люди! Ведя неравную борьбу с угнетателями, Русская Армия защищала последний клочок России, на котором сохранились закон и справедливость. Сознавая свою ответственность, я с самого начала стремился учесть возможное развитие событий. Я приказал произвести эвакуацию всех, кто последует за Русской Армией в её пути на Голгофу: семьи солдат и офицеров, государственных служащих с семьями и каждого, кому угрожает опасность, если он попадёт в руки врага.

Посадка на корабли будет происходить под контролем армии, знающей, что суда для неё готовы и ждут в портах, согласно ранее утверждённому плану. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы выполнить свой долг перед армией и населением.

Нам неизвестно, что ожидает нас в будущем.

У нас нет иной земли, кроме Крыма. У нас нет дома. Как всегда откровенно, я предупреждаю о том, что вас ожидает.

Господи! Дай нам сил и мудрости преодолеть и пережить это страшное для России время».

Этот приказ Главнокомандующего был подобен грому среди ясного неба. Никто не ждал такой внезапной и скоропостижной катастрофы. Севастополь преобразился в считанные часы. Озабоченные люди заполнили улицы, все спешили на пристань, где началась погрузка. Магазины продолжали торговлю, взвинтив цены до последнего предела. За хлебом выстроились длинные очереди. Многие искали валюту, готовые отдать за неё всё, но валюты не было. Кое-где вспыхнули беспорядки, но их быстро подавили. Только и остался лежать напоминанием убитый на Нахимовском проспекте. Пробегавшие мимо осведомлялись друг у друга, кто это и за что убит, но никто не ведал ответа. На одной из пристаней застрелили офицера, пытавшегося ссаживать уже погрузившихся. На просьбу представителей города о поддержании порядка, Врангель, как рассказывали ответил: «Я прикажу расстрелять ещё сотню, но наведу порядок!»

Порядок вскоре, в самом деле, был восстановлен. Чувствуя твёрдую руку, население немного успокоилось. Успокоилось и море, на котором воцарился штиль, давший возможность использовать большее количество судов. Успокоилась и погода, так свирепствовавшая последние дни. Морозы отступили, и на небе воссияло солнце, словно благословлявшее покидающих Родину в дальний путь.

Утром Родя Марлинский побывал на пристани, где спешно шла погрузка лазаретов. Мельком видел доктора Лодыженского, дни и ночи напролёт хлопотавшего об эвакуации раненых, проведал мать. Мать работала неутомимо, самозабвенно, но стоило прерваться, и тоска отражалась на её посеревшем от усталости лице. Родя знал, что среди сестёр шёл спор, покинуть ли Крым или остаться и, как в Киеве, помогать будущим заключённым большевистских тюрем. Решение матери было категорическим – уезжать.

– Ещё одного Киева я не вынесу, – сказала она.

Оставаться в Крыму считал совершенным безумием и Юрий Ильич, и его мнение, во многом, повлияло на то, что сёстры пришли к согласию и решили эвакуироваться все.

В нагромождении бесчисленных дел, в общей суете трудно было сосредоточиться, вполне осознать трагедию этих последних часов. Родя, недавно оправившийся от ранения, не остался в этот день без дела. Своим приказом главнокомандующий воспретил порчу и уничтожение казённого имущества в случае оставления Крыма, так как оно принадлежит русскому народу. Находившееся на складах имущество необходимо было охранять. Прежде всего, от мародёров. Роде достался пост на Екатерининской улице, на углу Синопской площади, где был расположен военный склад. Что стало с этой прекрасной, чистой улицей! Запруженная вначале беженцами, вскоре она опустела, и только голодные лошади, выискивающие кусок сена и грызущие кору, бродили по покрытой навозом и мусором мостовой, между брошенных телег и сломанных деревьев. Эту мрачную картину дополнила явившаяся вдруг ватага грабителей, среди которых было несколько человек с офицерскими погонами. Без лишних разговоров они оттолкнули Родю и принялись ломать запечатанную дверь.

– Сволочи вы! – вскрикнул он и выстрелил в воздух.

Услышав выстрел, на выручку прибежали несколько юнкеров и офицеров и разогнали мародёров. Вскоре после этого Родя был сменён и оставшиеся часы бродил недалеко от пристани, ожидая погрузки, наблюдая за разворачивающейся драмой. В середине дня на Нахимовскую площадь въехали остатки казачьих гвардейских полков, построились в каре возле памятника адмиралу. Их командир предложил им решить самостоятельно, уезжать или остаться. Большая часть казаков стало рассёдлывать коней, прощаться с ними, строиться в пешие колонны, полтора десятка человек шагом поехали прочь…