Свадебное платье мисс Холмс - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Миронина cтр.№ 44

– Ну слава богу, а то я уже думала, что мы никогда делом не займемся!

– Что это вы так? – Я решила показать недовольство.

– Ну, вы же понимаете, без творчества Дом моды превращается в ателье. Жаль, что вы аксессуары не предусмотрели. Хороший заработок и создает имидж продвинутой компании, у которой есть возможности.

Я задумалась. Наша Олимпиада была опытным человеком и в свое время работала у известного отечественного кутюрье. Она знала, о чем говорит. Я и сама чувствовала, что появление на рынке должно быть эффектным и поражающим масштабностью. Но… Деньги. Деньги, деньги. Я, конечно, хотела, чтобы у нас была своя бижутерия, свои сумки, зонты, очки. Но на какие средства изготавливать это?! Откуда взять деньги, если на зарплату мы наскребали с трудом? Мы делали совсем немного заказав, никаких «больших» клиентов пока не появилось. Как я и предсказывала, все проекты, связанные с кино и обещанные актером Кольчугиным, задержались на неопределенный срок. Как я и предсказывала, причины этого были самые обычные – один никак не мог встретить другого, не было времени для подробного разговора и прочее. Мне очень хотелось поставить «на вид» Лиде, чтобы она запомнила – рассчитывать на что-то можно лишь тогда, когда в руках у тебя деньги за сделанную работу, а до этого момента ставку на возможную прибыль делать нельзя. Но ничего не сказала Лиде. Я видела, что она работает как вол, и ей предстояло сделать еще больше.

Сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что смелыми и отважными можно быть, не зная брода. Только не понимая, как сложна и неподъемна задача, можно взяться за ее решение. Что только нахальство и самоуверенность дилетантов порой сдвигает дело с мертвой точки. И только неопытность позволяла нам заниматься всем абсолютно, несмотря на то, что существовало множество специалистов, которые пишут сценарии для показов, художественно их оформляют, подбирают музыку. Мы делали все сами даже не из экономии, а, скорее, из азарта.

И все же мы были бедными, мы тратили последние деньги на подготовку к показу, а это не могло не волновать меня. Теперь, получив хоть какой-то опыт управления компанией, я понимала, что тревожить обычных исполнителей своей нервозностью не имею права. Что это моя проблема, как владелицы, как хозяйки, – отсутствие денег и их добыча. А потому теперь я опять почти не спала, решая, как перейти на следующий этап подготовки. Времени было немного – Олимпиада через несколько недель должна была закончить выкройки. Нужно будет приглашать моделей, снимать мерки, начинать шить одежду. А следовательно, необходимы будут деньги на ткани и фурнитуру, на оплату труда манекенщиц и еще на много мелких дел. Я по привычке кинулась к Димке.

Димка был человеком удивительным. Как в такие достаточно молодые годы можно было столько знать о музыке и живописи и при этом иметь техническое образование! Мне казалось, что где-то с пяти месяцев Димкины родители должны были носить сына в музыкальный лекторий филармонии и на все тематические выставки Третьяковки. Мне казалось, что с первого года жизни его учили отличать берлинскую лазурь от кобальта.

– Дима! Откуда у тебя такие познания в живописи?! Ты же в институте все больше самолетное крыло в разрезе чертил?! – Я знала, что Димка закончил МАИ.

– Сам не понимаю. Может, все дело в том, я всегда завидовал такому навыку, как рисование. Причем мне казалось, что зайди я в магазин и купи все эти тюбики, баночки, карандашики, кисточки и мастихинчики, как сразу же примкну к этому избранному сообществу, члены которого запросто изображают тень от большого кипариса. Или фарфоровые бока вазы. Или лицо старухи. Я заходил в магазин, покупал, раскладывал это все на своем столе, перед собой держал картон или холст. Увы, все мои попытки что-то нарисовать заканчивались ничем.

– А почему учиться не шел?

– Самонадеянность. Мне все казалось, что еще чуть-чуть – и я начну рисовать. Я менял акварельные краски на масло, масло на карандаш или уголь. Одновременно с этим я занимался математикой, которая меня не увлекала, но давала уверенность в том, что буду твердо стоять на ногах.

– А музыка? Ты занимался музыкой?

– Нет, я – самоучка. Музыка проще и легче. Особенно если в доме инструмент. Я сам немного подбирал мелодии, пел. Так, самодеятельность. На концерты любил ходить.

Димка действительно обожал консерваторию и Большой. Рекламой он занялся случайно, но даже в этой случайности была своя закономерность. Димка был человеком творческим и романтичным, и самолетное крыло могло его увлечь только как образ свободолюбивого полета.

У нас в компании он был тем человеком, к которому мог прийти любой и «нагрузить» своими проблемами. Ему можно было рассказать обо всем, даже о последней ссоре с любовником или любовницей. Для меня Димка был учителем и наставником, впрочем, он об этом не подозревал. Он не подозревал, что я, выросшая в провинциальном городке, в семье, которая не научила меня, как вести себя в обществе незнакомых людей, на приемах и банкетах, не научила быть естественной в ситуациях неожиданных или щекотливых, все старалась перенять у него. Ведь тонкостям хороших манер я обучалась интуитивно, чисто по-женски осваивала незнакомые общественные и коммуникативные пространства. Димка же естественно и уверенно держался в любых обстоятельствах. В нем было спокойствие человека, за которым стояли поколения образованных и воспитанных людей. А эти люди, даже если чего-то не знали или не умели, во-первых, говорили об этом без стеснения, а во-вторых, тут же перенимали нужный навык. Люди, подобные Димке, а такие мне уже в Москве встречались, были просты и вместе с тем безупречны, а еще напоминали полиглотов, для которых выучить еще один язык не составляет труда, поскольку пару языков они уже знают. Их восприимчивость к новому подпитывалась старым опытом.

Я никогда не была завистливой, но, попав в Москву, невольно все и всех сравнивала, и это вечное стремление «примерить» на себя чужую удачу порой рождало чувство недовольства. Димка научил меня спокойствию, доброжелательности и умению не завидовать, а одобрять.

– Ты попробуй. Вместо затаенного раздражения, зависти постарайся одобрить. Чуть свысока, чуть отстраненно. Или, наоборот, немного снисходительно, как иногда родители одобряют нас. Сразу легче станет. Поверь. Испытано. И потом, все эти люди тебе не конкуренты. И не потому, что они хуже или лучше, а потому, что ты никогда не узнаешь, какой дорогой они шли к своей удаче.

Димка умел убеждать, но без намека на диктат. С ним легко соглашались, потому что слышали аргументы, а не амбициозное мнение.

Когда Димка пришел к нам в компанию, я в его лице получила и помощника, и соратника, и брата. Это был человек, которого можно было не щадить как сестру и на которого можно было взвалить не только проблемы, но и обильно приправить их собственными эмоциями и переживаниями. Он героически подставлял плечо и предоставлял чистый носовой платок. Именно последний предмет меня потряс больше всего – не бумажный одноразовый, а дорогой мужской носовой платок. Но было бы неправильно сказать, что Димку я использовала. Нет, я искренне была привязана к нему и старалась при любом удобном случае позаботиться о нем. Его личная жизнь была скрыта от посторонних глаз, и я почему-то невольно его жалела. Помимо воли я представляла его старость, одиночество, отчаянное желание любви и тепла и совершенную невозможность получить это в том обычном виде, к которому мы все привыкли. Его сексуальная ориентация меня беспокоила только в одном смысле – в смысле его человеческого благополучия в годы, когда нашей опорой становятся супруги и дети. Но ни видом, ни намеком я не показывала ему, что думаю обо всем этом.