|
Cтраница 16
Одни из самых известных поэтов-шестидесятников Евгений Евтушенко (слева) и Андрей Вознесенский. 1980 г.
Евгений Евтушенко Любимая, спи!
Соленые брызги блестят на заборе. Калитка уже на запоре. И море, дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя, соленое солнце всосало в себя. Любимая, спи… Мою душу не мучай, Уже засыпают и горы, и степь, И пес наш хромучий, лохмато-дремучий, Ложится и лижет соленую цепь. И море – всем топотом, и ветви – всем ропотом, И всем своим опытом — пес на цепи, а я тебе – шепотом, потом – полушепотом, Потом – уже молча: «Любимая, спи…» Любимая, спи… Позабудь, что мы в ссоре. Представь: просыпаемся. Свежесть во всем. Мы в сене. Мы сони. И дышит мацони откуда-то снизу, из погреба, — в сон. О, как мне заставить все это представить тебя, недоверу? Любимая, спи… Во сне улыбайся. (все слезы отставить!), цветы собирай и гадай, где поставить, и множество платьев красивых купи. Бормочется? Видно, устала ворочаться? Ты в сон завернись и окутайся им. Во сне можно делать все то, что захочется, все то, что бормочется, если не спим. Не спать безрассудно, и даже подсудно, — ведь все, что подспудно, кричит в глубине. Глазам твоим трудно. В них так многолюдно. Под веками легче им будет во сне. Любимая, спи… Что причина бессоницы? Ревущее море? Деревьев мольба? Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность? А может, не чья-то, а просто моя? Любимая, спи… Ничего не попишешь, но знай, что невинен я в этой вине. Прости меня – слышишь? — люби меня – слышишь? — хотя бы во сне, хотя бы во сне! Любимая, спи… Мы – на шаре земном, свирепо летящем, грозящем взорваться, — и надо обняться, чтоб вниз не сорваться, а если сорваться — сорваться вдвоем. Любимая, спи… Ты обид не копи. Пусть соники тихо в глаза заселяются, Так тяжко на шаре земном засыпается, и все-таки — слышишь, любимая? — спи… И море – всем топотом, и ветви – всем ропотом, И всем своим опытом — пес на цепи, а я тебе – шепотом, потом – полушепотом, Потом – уже молча: «Любимая, спи…» 1964 г.
Евгений Евтушенко со своей первой женой Беллой Ахмадулиной. 1950-е гг.
Евгений Евтушенко Со мною вот что происходит…
Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в мелкой суете разнообразные не те. И он не с теми ходит где-то и тоже понимает это, и наш раздор необъясним, и оба мучимся мы с ним. Со мною вот что происходит: совсем не та ко мне приходит, мне руки на плечи кладет и у другой меня крадет. А той — скажите, бога ради, кому на плечи руки класть? Та, у которой я украден, в отместку тоже станет красть. Не сразу этим же ответит, а будет жить с собой в борьбе и неосознанно наметит кого-то дальнего себе. О, сколько нервных и недужных, ненужных связей, дружб ненужных! Куда от этого я денусь?! О, кто-нибудь, приди, нарушь чужих людей соединенность и разобщенность близких душ! 1957 г.
Евгений Евтушенко Одной знакомой
А собственно, кто ты такая, С какою такою судьбой, Что падаешь, водку лакая, А все же гордишься собой? А собственно, кто ты такая, Когда, как последняя мразь, Пластмассою клипсов сверкая, Играть в самородок взялась? А собственно, кто ты такая, Сомнительной славы раба, По трусости рты затыкая Последним, кто верит в тебя? А собственно, кто ты такая? И, собственно, кто я такой, Что вою, тебя попрекая, К тебе прикандален тоской? 1974 г.
Евгений Евтушенко Шестидесятники
Кто были мы, шестидесятники? На гребне вала пенного в двадцатом веке как десантники из двадцать первого. И мы без лестниц, и без робости на штурм отчаянно полезли, вернув отобранный при обыске хрустальный башмачок поэзии. Давая звонкие пощечины, чтобы не дрыхнул, современнику, мы пробурили, зарешеченное окно В Европу и в Америку. Мы для кого-то были «модными», кого-то славой мы обидели, но вас мы сделали свободными, сегодняшние оскорбители. Пугали наши вкусы, склонности и то, что слишком забываемся, а мы не умерли от скромности и умирать не собираемся. Пускай шипят, что мы бездарные, продажные и лицемерные, но все равно мы — легендарные, оплеванные, но бессмертные! 1993 г.
Евгений Евтушенко Heужто больше не будет Беллы…
Heужто больше не будет Беллы — высокопарности нараспев, а лишь плебейские децибелы соревнования на раздев? Как Белла нервно ломала пальцы и как рыдала, совсем юна, когда тогдашние неандертальцы топтали гения, как спьяна. На стольких собраниях постоянных роман, не читая, клеймили они, изобретали слова: «пастернакипь» и «Доктор Мертваго» в те стыдные дни. С поэтом столкнувшись в лесу на тропинке, она двух слов связать не смогла, но в робости этой ребячьей запинки, наверно, сокрытая мудрость была. Но смелость свою собрала наудачу и, в общем, Ахматову напролом она пригласила на мужнину дачу, да только, к несчастью, была за рулем. Ахматовой было не надо к ней ездить. Мотор зачихал, и она поняла — из разных плеяд не составить созвездья. Поездка небогоугодна была. Но в Белле нам слышались Анна, Марина, и Пушкин, конечно, и Пастернак, все было старинно, чуть – чуть стеаринно: само по себе получалось все так. Как женщина, может, была и капризна. Скажите – а кто не капризен из нас? Но было в ней чудо слиянья лиризма с гражданской совестью – не напоказ. Какую я чувствую, Боже, пропажу — как после елабужского гвоздя. Незнанья истории я не уважу… Ну, – кто раздвигал хризантемами стражу, так царственно к Сахарову входя?! 2010 г.
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|