Секреты самураев. Боевые искусства феодальной Японии - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Ратти, Адель Уэстбрук cтр.№ 18

Таблица 3. Классовая структура общества токугава

Классовая структура общества, которое сформировалось в течение периода Токугава, в результате реорганизации, предпринятой правительством Эдо, показана в таблице 3. В нем насчитывалось несколько классов, которые были представлены, в порядке их важности, воинским сословием (букё), расположенным на самой вершине пирамиды с его профессиональными воинами и их семьями (си, буси); далее классом аграриев с его крестьянами или фермерами (хякусё); промышленным классом (ко), который состоял в основном из ремесленников (сёкунин), и коммерческим классом (сё), представленным торговцами (акиндо).

Интересно отметить, что фундаментальная приверженность к этой феодальной модели социального устройства общества сохранилась даже после того, как в 1868 году верховная власть была номинально возвращена императору и Япония официально стала «современным» государством. Например, законы, изданные в 1869 году, заменяли феодальную систему букё «новым» порядком, который причислял придворную знать и феодальных правителей (даймё) к аристократии (кадзоку), воинов и бывших самураев – к нетитулованному дворянству (сидзоку), а всех остальных граждан страны (таких как крестьяне, ремесленники, торговцы и даже группы отверженных) объединял в одну группу под общим названием простолюдины (хэймин).

При Токугава правящий император и его придворные были вынуждены жить практически в полной изоляции в Киото. Здесь за ними непрерывно наблюдали специальные чиновники, назначенные правительством Эдо, и их финансовые дела строго регулировались таким образом, чтобы лишить необходимых средств для объединения недовольных кланов под своим знаменем или субсидирования собственной независимой армии. Таким образом, их политическое значение было сведено к нулю, хотя их вклад в культурные достижения той эпохи всячески поощрялся и ценился очень высоко. Как рассказывает Уэбб, политика Токугава в отношении императорского дома состояла в том, чтобы, с одной стороны, спасти его из глубин полной нищеты, куда он скатился в течение предыдущей эпохи непрерывных войн, и в то же время подвергнуть полной изоляции, чтобы лишить всякого политического влияния. Как образно выразился тот же автор: «Хотя можно сказать, что Иэясу построил тюрьму для императоров, это была тюрьма, обладающая величием и роскошью кафедрального собора» (Webb, 58).

Существующие под таким же строгим надзором, после того как их ряды были сильно прорежены в течение периодов Асикага (Муромати) и Момояма, и под запретом создавать крупные сообщества, оказавшиеся такими неконтролируемыми в прошлом, жрецы и монахи различных религиозных сект феодальной Японии формировали еще один класс, в ведении которого находились почти исключительно вопросы духовного развития и образования.

Что касается простолюдинов (хэймин), которые формировали самый большой и самый продуктивный сегмент нации, «какими бы богатыми, умными и образованными они бы ни были, хотелось им того или нет, но у них почти полностью отсутствовали какие-либо политические права. В биографическом произведении «Жизнь сэра Генри Паркса» господин Диккинс описал условия их существования следующими словами: «В политическом смысле люди были ничтожной величиной. Их задача заключалась в том, чтобы выращивать, производить, приумножать и – самое главное – платить налоги» (Hayashi, 70).

При правлении клана Токугава военное сословие составляло «огромную регулярную армию», насчитывавшую «более 400 000 семей». Как рассказывает Бринкли: «Это была исключительно дорогая армия, поскольку семьи самураев, как и сами самураи, требовали хорошего содержания; офицеры, то есть феодальная знать и их главные вассалы, имели доход, намного превосходивший жалованье, когда-либо выплаченное за военную службу в любой другой части света» (Brinkley 1, 116). Страна была официально разделена на провинции и округа, над которыми военное правительство Токугава осуществляло свою власть и фискальный контроль либо напрямую, через специальные службы, либо косвенно, через провинциальных феодалов (даймё) из определенных могущественных военных кланов, которых Токугава назначили или утвердили в должностях региональных правителей после 1600 года. Эти провинции расходились, словно спицы, из политического центра страны Эдо, где размещались резиденция сёгуна и его правительства, а также отряды воинов под его прямым командованием.

Назначение губернаторов для управления провинциями происходило в соответствии с их политическим весом: губернаторы, принадлежащие к кланам, безусловно, преданным дому Токугава, получали провинции в центральных областях, в то время как менее надежные кандидаты назначались в удаленные провинции, расположенные на самой периферии. «Центральная часть Японии, включая равнину Канто на востоке и старую столицу на западе, удерживалась самими Токугава, различными ветвями этого дома и феодальными правителями, которые поддержали Иэясу в решающей битве за верховное господство в 1600 году. Эта центральная область была сердцем страны. Здесь находились лучшие сельскохозяйственные земли Японии, а также основные коммерческие центры и крупные города» (Reishauer 1, 81).

Сёгун из Эдо осуществлял верховное управление над всеми этими территориями. Его правительство в соответствии с военными традициями того класса, который он представлял, называлось бакуфу – как уже говорилось, в период Камакурского сёгуната такое название носила полевая ставка или палаточный штаб. Этот термин использовался до самой Реставрации применительно к резиденции династии правителей из клана Токугава.

Сёгун жил в величественном замке в Эдо, который представлял собой разительный контраст с резиденцией императора в Киото. Как рассказывает Бринкли, огромная крепость сёгуна была окружена тройным кольцом из больших рвов, «внешний ров имел в длину девять с половиной миль, а внутренний – полторы, причем их края были облицованы колоссальными блоками гранита» (Brinkley 2, 10).

Даже сады за этими стенами, чья утонченная изысканность являлась отголоском Хэйанской эпохи, не могли скрыть военной природы дорожек и тропок, ведущих к центральным зданиям. Они представляли собой настоящий лабиринт, план которого держался в строжайшем секрете, и были проложены под мостами и между бастионами таким образом, чтобы незваные гости, независимо от их числа, попадали под концентрированный обстрел из луков, арбалетов или огнестрельного оружия. Родриго де Виверо (1564–1636), который посетил этот замок в 1609 году, отметил его огромные рвы, массивный подъемный мост и крепостные рвы. Возле первых ворот он проследовал мимо двух тысяч воинов, вооруженных аркебузами и мушкетами, которые были построены в две шеренги. Возле вторых ворот стояли четыреста воинов, вооруженных пиками и копьями; еще три сотни стражников, вооруженных изогнутыми копьями (нагината), несли службу у третьих ворот. Тот же автор рассказывает, что арсеналы этого огромного военного сооружения содержали достаточно доспехов, копий, мечей и мушкетов, чтобы «экипировать сто тысяч человек» (Cooper, 141).