Этот лучший из миров - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Токарева cтр.№ 69

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Этот лучший из миров | Автор книги - Виктория Токарева

Cтраница 69
читать онлайн книги бесплатно

Главный начальник был седой и красивый, только маленького роста. Внешне он походил на Наполеона Бонапарта, и его звали за глаза не Михаил Иванович, а Мишель.

Мишель постоянно торопился и постоянно не успевал. Когда к нему кто-нибудь приходил, он вставал со своего стула и улыбался.

По системе Станиславского существуют две настройки: сверху и снизу. Каждый начальник в разговоре с подчиненным соблюдает настройку сверху. Мишель придерживался настройки на равных – так, что посетитель иногда путал – кто из них двоих начальник.

– Здравствуйте, Михаил Иваныч, – начал Федькин.

Мишель встал и улыбнулся.

– В двух словах, – попросил он. – У меня только полторы минуты.

Федькин посчитал на руке два пальца и сказал:

– Я дурак. – Получилось ровно два слова.

– Дальше… – потребовал Мишель.

– Все.

– Раз вы понимаете, что вы дурак, – значит, вы уже не дурак.

Федькин хотел возразить, но у Мишеля кончилось время.

– Все! – сказал он. – Я должен лететь в Индию!

Федькин вышел от Мишеля – оказался у секретарши.

Потом вышел от секретарши – оказался в коридоре.

Он медленно шел по коридору и думал о том, как отвратительно покрашены здесь стены, как неряшливо побелены потолки. А если бы сделать это по-настоящему, то у начальства, у всех, кто здесь бывает, возможно, менялось бы настроение. Потому что красота меняет настроение.

А за пятнадцать лет, которые ушли неизвестно на что, он мог бы побелить много потолков и научить этому других. А время ушло. Ушло гораздо больше, чем осталось. И не случайно он проснулся сегодня среди ночи.

В коридоре за низкими столиками на красных плетеных стульчиках сидели люди – курили и разговаривали, беспечно поводя руками. Некоторых он видел здесь по году и больше. Когда подошел Федькин, все замолчали, и он понял, что говорили о нем.

Федькин хотел пройти дальше, в свой кабинет, но не сделал этого. Сел на красный плетеный стульчик, стал хлопать себя по карманам – искать сигареты.

– Ну? – живо спросил Лесин, который сидел напротив. – Сказал им? – Лесин почему-то перешел на «ты».

– Сказал…

– Ну? – участливо спросили остальные.

Федькин разочарованно щелкнул языком. Вид у него был расстроенный.

– Так сразу ничего не добьетесь, – объяснили остальные.

– Так сразу ничего не добьешься, – подтвердил Лесин. – Пробивай!

Паспорт

У меня есть мечта: прыгнуть с парашютом и медленно лететь между небом и землей. Интересно, о чем в это время думает человек? А может быть, он ни о чем не думает, испытывает один восторг…

Я знаю, что никогда не окажусь между небом и землей, потому что для этого надо записаться в спортивное общество. А мне некогда. У меня в этой жизни масса обязанностей: в данную минуту я обязана сидеть на летучке и слушать то, что говорит моя непосредственная начальница Гальченко.

– Товарищи! – говорит Гальченко. – По последним подсчетам, в сумасшедших домах и нервных диспансерах самый большой процент составляют работники телевидения. Можно сказать: профессиональное заболевание…

Я понимаю: те, кто входит в процент, не видят принципиальной разницы между тем домом и этим. Тут и там очень много народу, и никто не знает, кто он есть на самом деле. Сумасшедший с манией считает, что он – одно, а лечащий врач видит его иначе. То же самое на телевидении: каждый редактор видит себя иначе, чем его начальник. Лично я кажусь себе умной и обаятельной. Я похожа на Наталью Гончарову, только без денег и без Пушкина. А моей начальнице кажется, что я глупая и противная. Я могла бы разубедить Гальченко, но ей некогда меня выслушать. У нее тоже очень много обязанностей. Ей даже сны снятся на телевизионную тему.

– Товарищи! – продолжает Гальченко. – Давайте беречь друг другу нервы. Давайте говорить друг другу «спасибо» и «пожалуйста»…

Возле меня сидит штатный сценарист Володя Порханов. Лицо и руки у него белые и какие-то сырые, будто он долгое время стирал в мыльном пару. Володя внимательно смотрит перед собой, преодолевает страстное желание выпить.

С другой стороны от меня сидит редактор Галя Рощина. Она делит всех людей на авторов и неавторов. А авторов, в свою очередь, на тех, кто надувает, и тех, кто не надувает. Ей почему-то всегда попадаются такие, которые надувают. Меня надувают реже, может быть, потому, что мне все равно. Я делю людей по другому принципу.

Мы все: я, Галя и Володя – учились в институте кинематографии, писали немые этюды и звуковые этюды, готовились в большое кино, собирались выйти в производство. Но в производство никто из нас не вышел по разным причинам, теперь мы штатные сценаристы телевидения, и у всех нас такое чувство, будто нас разжаловали из генералов в старшие сержанты.

Сзади сидит Витя Лапин, пожирает Гальченко глазами. Гальченко в своей замшевой куртке и замшевых сапогах кажется Вите небожительницей. Витя окончил областной педагогический институт, должен был преподавать географию в Московской области, а попал на Центральное телевидение и в отличие от нас чувствует себя генералом, произведенным прямо из сержантов.

– Это нам не надо! – заканчивает свое выступление Гальченко.

Я прослушала, о чем она говорила, и поэтому не поняла – чего нам не надо.

– А что нам надо? – спрашивает у меня Витя. Видно, тоже слушал невнимательно.

– У Гальченко спроси, – советую я.

– А ты не можешь спросить? – на всякий случай предлагает Витя.

– А мне нечего спрашивать, – говорю я. – Я и так знаю, что мне надо, а чего не надо.

Моя мечта: встретить Пушкина, варить ему по утрам кофе и не дразнить Дантесом.

После летучки мы с Галей выходим на лестничную площадку покурить. Мимо нас проходят молодые прекрасные женщины в блестящих, будто слюдяных сапогах и разнообразные мужчины всех возрастов и народов.

– Я все про него поняла, – сказала Галя. – Я теперь все про него знаю!

Речь шла о Володе Порханове.

Галя замолчала, глядя на меня, ожидая, когда я спрошу: что она поняла и что она теперь знает. Но я ничего не спрашиваю.

– Знаешь, он кто? – не дождалась Галя.

– Нет.

– Приживал! – сформулировала Галя, радуясь своей проницательности, умению читать чужие характеры. – Он живет на площади жены. При жене. Пишет передачи об искусстве, хотя сам искусством не занимается. При искусстве. Человек «при». Приживал! А сейчас он существует при моей любви. Ненавижу!

Глаза Гали заблестели гордыми самолюбивыми слезами, лицо было вдохновенным от ненависти.

– В нем сидит гений разрушения. Он губит все, к чему прикасается. Зинка Афанасьева поехала с ним на выставку и сломала по дороге ногу. Если он будет провожать кого-нибудь на самолет, то этот самолет рухнет при взлете.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению