Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи - читать онлайн книгу. Автор: Трейси Борман cтр.№ 108

Узнав о казни Марии, Елизавета притворилась, что не может этому поверить. Уильям Кэмден утверждал, что она была «в притворном изумлении» ^[692]. Но на следующее утро она пришла в такую ярость, что даже придворные, которые уже привыкли к частым вспышкам раздражения, поняли, что никогда не видели ее в таком состоянии. Один свидетель вспоминал, что королева была в «жаре и страсти», кричала, что «никогда не приказывала и не намеревалась» казнить свою кузину. Потом королева сказала, что «этот груз лежит на всех них» ^[693].

Одновременно Елизавета публично демонстрировала глубокую скорбь по поводу смерти своей кузины. Кэмден писал: «Она предалась горю, оделась в траурные одежды и проливала обильные слезы». Королева больше, чем обычно, времени проводила в личных покоях. Посол при английском дворе замечал, что она «слегла в постель из-за великого горя, от которого она страдала из-за этого непредвиденного события» ^[694]. Все это, несомненно, было сделано напоказ — по крайней мере отчасти. Королева стремилась дистанцироваться от решения о казни Марии, чтобы не вызвать возмущения всей католической Европы. Она написала письмо сыну Марии, шотландскому королю Якову VI, в котором говорила, что «охвачена крайней скорбью» из-за «страшного несчастного случая, который (вопреки моим намерениям) произошел… Молю вас, чтобы и Бог, и многие другие знали, насколько невиновна я в этом деле; и надеюсь, что вы мне поверите» ^[695]. Не желая пускать дело на самотек, она отправила доверенного придворного, чтобы тот лично доставил ее письмо Якову.

Искусственность подобных заверений была очевидна всем. Но реакцию Елизаветы нельзя считать исключительно политической игрой. Она действительно была потрясена тем, что ей пришлось обезглавить королеву, — особенно когда узнала обо всех ужасных обстоятельствах казни Марии. Мрачные детали казни стали ее кошмаром на многие годы. Они мучили Елизавету даже на смертном ложе. Говорили, что перед смертью она прошептала имя Марии.

Но даже если Елизавета искренне сожалела о смерти кузины, это не заставило ее устроить похороны, подобающие ее статусу и положению. Спустя пять месяцев после казни тело Марии по-прежнему разлагалось в замке Фотерингей. Летняя жара сделала и без того «ужасающее» зловоние невыносимым, и никто не хотел входить в комнату, где лежало тело. Наконец в конце июля Елизавета приказала, чтобы тело ее кузины было похоронено в соборе Питерборо, где уже были захоронены останки другой лишенной престола королевы, Екатерины Арагонской. Хотя она приказала, чтобы Марию похоронили со всеми королевскими почестями, на церемонии английскую королеву представляла женщина, которая даже не являлась самой высокопоставленной в ее свите.

Очень скоро враги Елизаветы начали готовиться к отмщению за смерть шотландской королевы. И главным врагом стал Филипп II, которого Елизавете не удалось одурачить своей показной скорбью. Король Испании заявил: «Хотя королева Англии делает вид, что это было сделано без ее желания, но всем очевидно обратное» ^[696]. Филипп развернул настоящую кампанию против Елизаветы, твердо решив опорочить еретичку в глазах всего мира. Подталкивал его к этому странный гость, появившийся летом 1587 года. Молодой человек по имени Артур Дадли потерпел кораблекрушение у побережья Испании. Его доставили ко двору Филиппа II. Он заявил, что является незаконнорожденным сыном английской королевы и ее давнего фаворита Роберта Дадли. Судя по возрасту, зачатие должно было произойти в 1561 году — как раз в то время Елизавета слегла с таинственной болезнью, от которой отекло все ее тело. История приобретала оттенок достоверности. Помимо всего прочего Артур смог назвать имя слуги, который увез его из Хэмптон-Корта сразу после рождения и воспитывал его как собственного сына. Истину он раскрыл только на смертном одре, в 1583 году. Доказательств этой истории не было, но Филипп в них и не нуждался. Его задача заключалась в том, чтобы дискредитировать английскую королеву, жениться на которой он уже не надеялся. И он постарался сделать так, чтобы эта история стала известна повсеместно. И звучала она более достоверно, чем того заслуживала.

Но кампания Филиппа против Елизаветы не ограничивалась одними лишь словами. В мае 1588 года он снарядил Непобедимую армаду для войны против Англии. Хотя испанский король утверждал, что мстит за смерть Марии, в действительности ему хотелось вернуть себе королевство, которое он считал своим по праву брака с Марией Тюдор. Испанский флот стал самой большой угрозой, с какой Елизавета сталкивалась за время своего правления, а Англия — со времен норманнского вторжения более 500 лет назад. И снова Елизавета уединилась в Ричмонде, взяв с собой только самых доверенных дам. Но когда гонцы принесли известия о том, что испанский флот вышел в Ла-Манш и движется с тем, чтобы соединиться с силами герцога Пармского у берегов Нидерландов, Елизавета начала действовать. 9 августа она отправилась в Тилбери, где наземная армия готовилась отразить ожидаемое вторжение. Прекрасно сознавая всю силу имиджа, Елизавета приказала дамам одеть ее в военный костюм. На ней был шлем с плюмажем и стальная кираса, надетая поверх белого бархатного платья. Чтобы еще более выделяться среди солдат, она поехала на белом коне, держа в руках жезл из золота и серебра. Ее речь вошла в историю как самое блестящее публичное выступление английской королевы. С болью сознавая, что у нее нет опыта ведения войны, она сказала: «Хотя мое тело — это тело слабой и хрупкой женщины, сердце и желудок у меня истинного короля — короля Англии». Елизавета поклялась сражаться вместе с солдатами, если войска герцога Пармского высадятся на английских берегах.

В результате испанской армаде не удалось соединиться с армией Пармы, и тактика английского флота оказалась победоносной. Кроме того, свою роль сыграла погода. Испанское вторжение провалилось. Это стало звездным часом Елизаветы. В мгновение ока она превратилась в легендарную Глориану, увековеченную на портретах. Все вокруг превозносили мудрость, добродетель и красоту королевы. Наконец-то ее девственность получила достойное признание: королева приобрела божественный статус, ее стали считать воплощением Девы Марии на земле. И женский пол перестал быть источником сожалений. Елизавета уверенно признала свою женственность — и в одежде, и в речах. Хотя ей было уже за пятьдесят, декольте ее платьев стали более глубокими, а талия — еще более затянутой, а морщины на лице скрывал толстый слой грима. Драматурги и художники быстро подхватили веяния времени. Эдмунд Спенсер провозгласил Елизавету «Глорианой», «самой царственной королевой и императрицей», «Дианой», «Артемидой», «Астреей» и «Белфебой», «самой добродетельной и прекрасной дамой». Портреты королевы стали еще более фантастическими — художники усердно подчеркивали ее неземную природу, изображая вечно юную богиню, правящую обожающими ее подданными.