Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Родионов cтр.№ 71

Усилен был и флот: к базировавшейся на Сицилии эскадре пропретора Тита Отацилия было добавлено двадцать пять квинкверем (Ливий, XXII, 37, 13).

Перед тем как выступить в поход, необходимо было выполнить положенные религиозные обряды и получить благоприятные предзнаменования, а как раз с предзнаменованиями складывалась достаточно тревожная ситуация. Говорили, будто в Риме и Ариции одновременно шел каменный дождь, в Сабинской области на статуях выступила кровь, в Цере горячий источник наполнился кровью, а несколько человек погибло от молнии в Крытом переулке, ведущем к Марсову полю. По этому поводу было решено справиться в Сивиллиных книгах, в соответствии с которыми сделали жертвоприношения (Ливий, XXII, 6–9).

Но, несмотря на все страхи, римляне надеялись и верили в будущую победу, и все общество было проникнуто небывалым доселе эмоциональным подъемом (Ливий, XXII, 36, 5). Когда к началу лета сбор войск был закончен, военные трибуны привели воинов к присяге, формулировка которой никогда ранее не применялась. Помимо обычной клятвы не собираться и не расходиться без приказа консула воины клялись друг перед другом в том, что «страх не заставит их ни уйти, ни бежать, что они не покинут строй, разве только чтобы взять или поискать оружие, чтобы поразить врага или спасти согражданина» (Ливий, XXII, 38, 1–4).

Так как оба консула находились вместе, неизбежно, как и в случае двойной диктатуры Фабия и Минуция, вставал вопрос о разделении командования, но на этот раз, судя по источникам, споров не возникало. Консулы решили руководить войском поочередно, меняясь через день. Это опять же опровергает данные о том, будто Варрон стремился к битве, а Эмилий Павел предпочитал выжидать. На деле это должно было привести к ситуации полного бессилия более осторожного полководца, поскольку намеренно встретиться с ищущим битвы противником легче, чем уклониться от него. Если консулы действительно расходились во взглядах на будущую кампанию, то им обоим было бы выгоднее постоянно командовать половиной армии, которая все равно составляла огромную силу, не уступавшую пунийской.

Тем временем дела в карфагенском лагере под Гереонием шли все хуже и хуже. Всю зиму и весну 216 г. до н. э. армия без толку простояла на одном и том же месте. Продовольствие заканчивалось, и добыть его поблизости было уже невозможно. Росло недовольство среди солдат, которые требовали задержанное жалованье, при этом ходили слухи, что многие наемники, особенно иберийцы, хотят перейти на сторону римлян. Ливий приводит сведения (которым он и сам, впрочем, не полностью доверял), что Ганнибал иногда даже намеревался бросить армию и с одной конницей пробиваться на север, в Галлию (Ливий, XXII, 43, 2–4). Насколько последнее утверждение правдиво, доказать невозможно, во всяком случае, пунийский полководец нашел другое решение назревших проблем.

О событиях, непосредственно предшествовавших битве при Каннах, Полибий и Ливий рассказывают по-разному, причем согласовать их версии практически невозможно. Остается либо довериться одному из историков, либо ставить под сомнение информацию обоих. Трудность заключается еще и в том, что как в первом, так и во втором случае налицо стремление авторов переложить всю ответственность за якобы заведомо неправильное решение дать генеральное сражение пунийцам на Гая Теренция Варрона, что, как выяснилось, противоречит всей логике мероприятий, проводимых римлянами в течение полугода до этого.

Вот как выглядит ситуация перед битвой при Каннах в изложении Полибия.

Началось лето, уже созрели первые плоды, когда Ганнибал приказал сниматься с лагеря. Его целью стал акрополь городка Канны, лежавшего на берегу реки Ауфид (Офанто), примерно в ста километрах к юго-востоку от Гереония. Тем самым решались сразу две задачи: поскольку в Каннах находилась римская продовольственная база, куда свозились запасы со всей округи, теперь голод карфагенянам не угрожал. В то же время это вынуждало римлян к активным действиям, так как в руки врага попадала не только провизия, но и исключительно выгодная укрепленная позиция, позволявшая контролировать все окрестности. Ганнибал добился своего. Проконсулы оказались в трудном положении: распоряжения сената предписывали им избегать серьезных столкновений с врагом, но и оставаться безучастными к его маневрам они не могли. Несколько гонцов было отправлено в Рим с запросом дальнейших инструкций, и ответ сенаторов гласил: дать сражение, но прежде дождаться подхода новой консульской армии, которая была уже готова к выступлению. Луций Эмилий Павел обратился к воинам с ободряющей речью, в которой объяснял причины предыдущих поражений и старался внушить уверенность в успешном исходе будущей битвы (Полибий, III, 108, 109). На следующее утро небывалая доселе римская армия начала свой роковой поход.

После двухдневного марша римляне расположились лагерем всего в пятидесяти стадиях (около десяти километров) от неприятеля (Полибий, III, 110, 2). Перед ними простиралась долина реки Ауфид, которая, сбегая с Апеннинского хребта, протекала на восток и поворачивала к северу. С юга и юго-востока вдоль течения Ауфида шла цепь невысоких холмов, на северной оконечности которых располагались Канны. Сама долина представляла собой поле, идеально подходившее для действий всадников.

Учитывая свойства местности, Эмилий Павел был против того, чтобы давать сражение именно здесь, зная о превосходстве вражеской конницы. Варрон был другого мнения и, когда настала его очередь командовать армией, решил перенести лагерь еще ближе к карфагенскому. Когда он был на марше, Ганнибал атаковал его отрядами кавалерии и легкой пехоты. Римляне не дрогнули, отразив натиск тяжелой пехотой, а затем бросили в контратаку велитов и конницу. Карфагеняне, будучи в явном меньшинстве, отступили, причем их потери заметно превышали то, на что рассчитывал Ганнибал. На следующий день командовал Эмилий Павел. Атаковать противника он пока не решался, занявшись перегруппировкой армии. «Третью часть войска он расположил по другую сторону реки, к востоку от места переправы, стадиях в десяти (около двух километров) от собственной стоянки и немного дальше от неприятельской. Сделано это было для того, чтобы прикрывать своих воинов, выходящих из противоположного лагеря за продовольствием, и угрожать карфагенским фуражирам» (Полибий, III, 110, 10–11).

Понимая, что его войско заперто в долине Ауфида и что битвы не избежать, Ганнибал объявил общий сбор и обратился к воинам с короткой речью, говоря, естественно, что враг будет разбит и это, наконец, позволит им выиграть войну и стать хозяевами Италии (Полибий, III, 111, 2–10). После этого «Ганнибал возвел частоколы и расположился лагерем на том самом берегу реки, где находилась и стоянка неприятелей» (Полибий, III, 111, 11). На следующий день карфагеняне готовились к битве, а еще через день вышли из лагеря и построились в боевой порядок. Луций Эмилий посчитал условия боя невыгодными и не ответил на вызов Ганнибала, посвятив день усилению обороны лагерей.

Чтобы побудить врага к более активным действиям, Ганнибал приказал нумидийцам напасть на римских солдат из малого лагеря, набиравших воду на реке. Это произвело ожидаемый эффект – рвущиеся в бой легионеры роптали, видя, как вражеские всадники подъезжают к самому частоколу их лагеря, и откладывать битву далее было уже невозможно. На следующий день, когда командование перешло к Варрону, с восходом солнца римляне начали строиться в боевой порядок, при этом воины из большего лагеря перешли на другой берег реки и соединились с остальной частью армии (Полибий, III, 113, 1–2). Видя это, Ганнибал тоже вывел армию в поле, при этом для того, чтобы оказаться напротив вражеского строя, карфагенянам тоже пришлось перейти Ауфид (Полибий, 113, 6).