Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 13

На картине, сделанной 25 апреля 1755 г., М. Печенев показал старинное кладбище в «Елисейских полях», как было принято называть царство мертвых. «Елисейские поля» — прекрасные поля блаженных в загробном мире на берегу реки Океан, куда по окончании бренной жизни попадают любимые богами герои

Это место называлось Сатрапе St. Jeane, а философ прозвал его «Delices» («Наслаждение»). Именно там, судя по всему, произошло первое знакомство Александра Сергеевича, мнившего себя «любителем мудрости», с подлинным философом. Знаменательное событие Строгонов описал своим обычным «телеграфным» стилем, впрочем, простительным для его юного возраста: «В бытность мою в здешнем городе имел удовольствие спознаться со славным Волтером. При сем прилагаю копию одного письма, которое вышеозначенный господин де Волтер получил из Парижа. Из оного изволите усмотреть несчастливый случай, который почти в ничто превратил великий славный и богатый город Лиссабон». ^[10]

Речь идет об огромном землетрясении 1 ноября 1755 года, когда в День Всех Святых столица Португалии потеряла примерно 10 000 человек. Это был исключительный, хотя и не первый случай сейсмической активности в Западной Европе. В 1753 году толчки ощущались даже в Женеве. Александр Сергеевич написал оттуда отцу 13 марта: «На прошедшей неделе в пятницу по полудни в третьем часу было здесь трясение земли, которое на нашей стороне не столь чувствительно было, но на другой стороне Роны оное велико было. В церквах колокола сами собой звонили». ^[11] Таким образом, Строгонов почувствовал свою сопричастность к событию, кое, кстати, имело и художественное значение с точки зрения распространения моды на эффектные развалины. В парках Европы стали строить «поврежденные временем» павильоны, которые «рассказывали истории».

«Les Delices» («Наслаждение») — поместье, купленное в 1755 г. Вольтером близ Женевы и несколько месяцев спустя ставшее местом его встречи со Строгоновым

Как известно, в 1756 году Вольтер написал поэму «Лиссабонское землетрясение, или Проверка аксиомы „Все благо“», в ней он впервые поставил под сомнение благость Бога.

Эти мысли он, очевидно, и развивал перед своим российским собеседником в конце 1755 года, когда оба философа, один умудренный жизненный опытом и другой начинающий, одновременно, но каждый по-своему переживали переломный момент в мировоззрении. Вольтер тогда написал следующие строки:

В сущности, встреча A.C. Строгонова с Вольтером была неизбежна, едва ли мог он миновать всеобщей болезни «волтеризма»: с французским мыслителем переписывался его женевский наставник Якоб Верне и веронский знакомый Сципионе Мафеи, послания ему адресовал друг отца Антиох Кантемир и «петербургский милостивец» Иван Шувалов. Можно считать несомненным, что это свидание не могло иметь иного следствия, кроме ускоренного заражения «вольтерянством», которое уже поразило многих его современников в разных концах Европы. Строгонов был не первым, но и не последним, кто искал личной встречи с затворником. Что подвигло Вольтера встретиться с молодым россиянином? Только ли шальные соляные деньги решили дело? Личная встреча Александра Сергеевича с властителем умов быстро сделала возможным тот результат, который долгое чтение сочинений могло достигнуть многими годами или вообще не достигнуть.

«Отец мой, испорченный сочинениями Вольтера, не верил в божественность Иисуса Христа; а моя мать, вышедшая замуж очень молодою и не видевшая в религии ничего кроме утомительных и часто суеверных обрядов, с жаром приняла мнения моего отца. Оба они были деистами, ^[13] и говорили о Господе нашем Иисусе Христе не иначе как о мудром законодателе, о христианской религии, как о прекрасном курсе нравственности, составленном для обуздания пороков народа и о святом Евангелии как о книге, наполненной чрезвычайными странностями». ^[14] Эти слова, написанные дочерью графа А.П. Шувалова, вполне могли бы принадлежать кому-либо из детей Александра Сергеевича.

Путешествие россиянина на Запад всегда означает пересмотр представлений о жизни, в том числе и о собственном доме. У Строгонова появилась возможность осмотреть большое число домов, как в Италии, так и во Франции, ознакомившись с новейшими веяниями европейской архитектурной и интерьерной мод. Из этих экскурсов он сделал вывод о необходимости существования Кабинета (музея) как важнейшей составной части облика своего жилища.

Богиня Минерва, богиня мудрости и покровительница искусств, стала знаком российского просвещения, связанного, прежде всего, с именем Екатерины II. В современной литературе императрицу довольно часто называли Северной Минервой.

Сюжет плафона, заказанный бароном Сергеем Григорьевичем для Большого зала апартаментов сына, оказался чрезвычайно прозорливым, ибо именно этой богине на нем принадлежит центральная роль. С.Г. Строгонов очень надеялся, что после триумфального возвращения домой Александр немедленно станет знаменитым покровителем искусств и проявит мудрость, став живым воплощением и других добродетелей, представленных на плафоне. Однако «сценарий» его жизни оказался иным и более сложным.

Барону Александру Строгонову не удалось пробыть во французской столице долее, чем те полгода, что планировалось. Приехав туда в конце марта 1756 года, он должен был покинуть Париж 23 сентября (4 октября по григорианскому стилю, которого еще придерживалась Россия) по приказанию отца, закончившего к тому времени возведение дома, нашедшего «выгодную невесту», украсившую бы новое жилище, и, наконец, встревоженного слухами о «предосудительном поведении» сына. Как будто по заданию Чуди путешественник прибыл в Гаагу, ожидая дальнейших приказаний от отца. Но посланий из Петербурга он не получал, а позднее, устных внушений «российскому Телемаху» услышать уже не довелось.