Красавицы советского кино - читать онлайн книгу. Автор: Федор Раззаков cтр.№ 74

Еще одну версию озвучил в своем «живом журнале» актер Станислав Садальский. По его мнению, виной всему… операция по омоложению, которую сделала незадолго до смерти Самохина (ей ввели в организм стволовые клетки). По утверждениям специалистов, стволовые клетки, попадая к определенному органу, начинают делиться, превращаться в клетки этого органа — и могут восстановить его. Однако стволовые клетки могут пойти и в другом направлении — переродившись, превратиться в раковые. По утверждению Садальского, точно такие же операции сделали себе Любовь Полищук и Олег Янковский, которые вскоре после этого ушли из жизни. Теперь этот список пополнила и Анна Самохина.

Лиза Боярская родилась в Ленинграде 20 декабря 1985 года в творческой семье: ее отец — Михаил Боярский — и мама — Лариса Луппиан-Боярская — долгие годы играли на сцене Театра имени Ленсовета. Познакомились они в 1973 году во время совместных репетиций в спектакле «Трубадур и его друзья» (Михаил играл Трубадура, Лариса — Принцессу), полюбили друг друга и стали жить гражданским браком. Официально они поженились через несколько лет — летом 1977 года. Спустя три года — 24 января 1980 года — у них родился первенец — сын Сергей, названный в честь отца Боярского. А через пять лет настала пора появиться на свет и героине нашего рассказа. Причем родилась она в период, достаточно драматичный для ее родителей — они тогда были на грани развода. Что же произошло?

Причиной всему было тогдашнее увлечение Боярского «зеленым змием». По его же словам:

«В первый раз я выпил рюмку водки еще до школы. Батюшка мой, Сергей Александрович, любил это дело. Ну, я и попросил попробовать. А он, ничтоже сумняшеся, протянул мне рюмку водки. Я так думаю, чтобы отбить охоту. Однако все вышло наоборот.

В 13–14 лет я выпивал зараз по пять стаканов водки. Но пили мы тогда не потому, что хотелось, а от идиотизма…

В театре вся ночь была моя, но после спектакля до восьми утра меня лучше было не трогать. Пока разгримировались — одну рюмку приняли, спустились в буфет — другую, пошли в ресторан — третью, потом домой к кому-нибудь. Там разговоры о спектакле — творческие разговоры, хорошие, не просто черная пьянка, а скорее нормальное, благородное гусарство. Так что принимали мы каждый божий день. Я вообще не умею пить по пятьдесят-сто граммов — мне это не интересно. И потому всегда пил до тех пор, пока мог это делать. А останавливался, лишь когда больше уже не влезало. Отхлебывал я много. Три-четыре бутылки водки в день для меня были нормой. А вообще мой рекорд — четырнадцать бутылок за день!»

На почве любви к «зеленому змию» постепенно портился и характер Боярского — он превратился в настоящего деспота, приверженца махрового патриархата. Знай миллионы его поклонниц, каков их кумир в быту, наверняка зареклись бы мечтать выйти за него замуж. Вспоминает Лариса Луппиан:

«Меня все считали счастливой и удачливой женщиной, никому и в голову не приходило, каково мне на самом деле. „Чего тебе еще надо? Он так много зарабатывает, такой знаменитый, красивый!“ — говорили вокруг, не подозревая, что я пережила. А мне с ребенком даже уйти было некуда. Досталось и мне, и Сереже. Жили мы тогда в маленькой квартире, деньги все у Миши. Куда идти, на улицу?

Было очень тяжело. Мы с Мишей совершенно разные люди: насколько я спокойная и сдержанная, настолько он эмоциональный, резкий и даже грубый. Я испытала все — от глубокой нежности и любви до унижения, оскорбления и растаптывания моего достоинства. Очень тяжело переносила всплески его ярости по любому поводу: суп холодный, котлета не нравится, где была… Я не могла отвечать тем же, потому что это вызвало бы еще больший гнев. Молча терпела, а иначе в меня полетело бы все, что оказалось бы в тот момент под рукой: тарелки, стаканы… Отвечала письменно: после каждого скандала писала ему письмо, в котором излагала, что мне в нем не нравится, какие его упреки считаю несправедливыми, и в конце обязательно ставила какое-нибудь условие, например: если не бросишь пить — разойдемся. Утром за завтраком передавала Мише письмо. Он его молча прочитывал и продолжал спокойно есть. И все, никакой реакции!

Правда, у нас не было периодов, чтобы мы жили в одной квартире и неделями не замечали друг друга. Зла друг на друга долго не держали, быстро мирились, хотя ссоры и скандалы у нас бывали очень крупные. Он даже из дома уходил: покричит-покричит, хлопнет дверью: „Прощай навсегда!“, дойдет до угла и… возвращается. Миша только внешне рыцарь, но внутри у него так много первобытного, что просто удивительно! Мужское начало выражалось слишком агрессивно и сильно. Думаю, это в духе их семейных традиций — Мишины родители тоже жили очень шумно. Он частенько этим хвастался — видимо, систему их отношений старался перенести и на нашу семью.

Деньги всегда были у Миши. Как же мучительно было их выпрашивать даже на самое необходимое! Представляете, если у нас период ненависти, а деньги срочно на что-то нужны, как тут быть? Знаете, такой кавказский взгляд на женщину — сиди дома и стой у плиты! С этим тоже пришлось бороться… опять же хитростью. Я старалась никакой работы не упускать: ни в театре, ни на телевидении. Каждый раз подлаживалась под его настроение, умоляла, отпрашивалась с работы. Конечно, во время моих отлучек дома должно было все блестеть, еда — приготовлена и салфеточкой прикрыта. Представить себе не могу, чтобы я отправилась на репетицию, муж вернулся, а дома нет ужина…»

В 1984 году в семье Боярских грянул серьезный кризис. Нервы Ларисы не выдержали, и она предложила мужу развестись. Тот отреагировал на удивление спокойно: «Давай!» На следующий день они прихватили сына и втроем отправились в суд. В своем заявлении Лариса написала, что они с мужем не сошлись характерами, что он груб, жесток и т. д. Инспектор прочитала заявление, сурово через очки посмотрела на супругов и спросила: «Что же вы так, Михаил Сергеевич?» После чего добавила: «Ваш развод будет через месяц». Супруги вышли из суда, молча постояли какое-то время у входа, после чего разошлись в разные стороны: Лариса с сыном пошли в одну, Боярский — в другую. Так минул месяц.

Однако развестись Боярскому было не суждено.

Когда настал день суда, Боярского в Ленинграде не оказалось. Он в то время был у друзей в Москве, где они на чьей-то даче «квасили» в честь его приезда. И там ночью у Боярского случился сильный приступ панкреатита. Его забрали на «Скорой» в больницу, где врачи вынесли вердикт: пить ни в коем случае нельзя. Боярского приговор испугал, и в течение какого-то времени он строго следовал совету врачей. Поскольку он тогда не пил и превратился в пай-мальчика, про свое желание развестись с супругой уже не вспоминал. А в апреле Лариса… забеременела.

Итак, дочь Лиза родилась буквально накануне нового 1986 года. Но уже ближайшее будущее показало, что на поведении Боярского сей факт мало отразился. Однажды едва не случилась беда. В тот день Лариса повезла сына в школу, оставив годовалую дочку на попечение мужа. А когда через час вернулась и позвонила в дверь, ей никто не открыл, хотя в комнате слышался плач ребенка. Женщину охватило отчаяние. Она принялась колотить в дверь ногами и руками, но результат был тот же: ребенок заливался пуще прежнего, а Боярский не отзывался. Тогда Лариса решилась на отчаянный шаг: зашла к соседям (благо они оказались дома) и через их балкон (а это четвертый этаж!) перелезла на свой, предварительно разбив стекло. А когда проникла наконец в квартиру, ее глазам предстала ужасная картина: Боярский спал как убитый после ночной гулянки, а Лиза рядом захлебывалась в плаче. Как у Ларисы хватило сил снова не подать на развод, известно ей одной. Впрочем, был ли у нее иной выбор — с двумя детьми на руках?