Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль | Михаил Станчев, Мария Тортика (Лобанова), Георгий Чернявский | страница 38 | we-believe-russia.ru

И без того напряженную атмосферу заседания еще более отяготила реплика обычно сонного Мануильского, который вдруг, видимо не очень хорошо поняв, о чем идет речь, заявил, что на Украине «совершается предательство». Шелухин потребовал, чтобы Мануильский взял свои слова назад. Раковскому потребовалось сглаживать возникший инцидент. «Эти слова относятся к тем организациям, которые здесь открыто формируют армии против советских республик». Шелухин переспросил: «Значит, это относится не к Украине?» Удовлетворенный возможностью быстрого преодоления словесной перепалки, Раковский воскликнул: «Как вы могли это принять на счет Украины?»^[242]

Более или менее независимое поведение Раковского в Киеве явно раздражало московских иерархов. Возникали даже планы его перевода подальше, например в Стамбул. В середине августа Чичерин запросил на этот счет мнение нашего героя. В соответствии с партийной дисциплиной он не отказывался, но воспринимал такое назначение лишь как «политическую разведку на Юго-Востоке», которая должна была продолжаться не более шести недель.^[243] Дальнейшего развития этот план не получил.

Через месяц после возобновления переговоров стало известно о покушении на В. И. Ленина. Раковский и Мануильский направили в Москву телеграмму крайне патетического содержания с восхвалением «любимого вождя мирового пролетариата городов и деревень».^[244] Вместе с другими документами эта телеграмма свидетельствует, каких огромных размеров достиг культ Ленина менее чем за год существования советской власти. Вслед за этим Раковский вновь выехал в Москву. Он встретился в Горках с Лениным, доложил о ходе переговоров с Украиной. Собеседники пришли к выводу, что, несмотря на трудности, советская делегация сделала немало для развертывания товарооборота между Украиной и Россией, для облегчения положения русских военнопленных, для того чтобы избежать военного конфликта во время перемирия, и т. д.^[245]

По всей видимости, уже в Горках был сделан вывод о нецелесообразности дальнейшего серьезного продолжения переговоров с правительством гетмана Скоропадского, была сделана ставка на его свержение, опираясь на стимулирование крестьянских и рабочих выступлений. Возобладала точка зрения Ленина, которую тот проводил и ранее, – о том, что в Украине существует оккупационный режим. Ссылались при этом даже на тот факт, что министр внутренних дел Украины Д. И. Дорошенко выезжал для консультаций в Берлин.^[246] Было решено спустить переговоры в Киеве на тормозах и перенести их в Берлин.

В основном это было связано с убеждением, что Скоропадский не располагает реальной властью в Украине, является германской марионеткой.

В то же время советские эксперты явно переоценивали германские потенции в мировой войне, оказались не в состоянии установить, что совокупная мощь Великобритании и Франции, к которой прибавилось и могущество США, неизбежно сокрушит Германию в близком будущем. Несмотря на такую ориентацию правительства Ленина, Раковский, разумеется, с согласия и по поручению «вождя» возвратился в Киев.

К концу августа – началу сентября положение советского представительства в столице Украины несколько стабилизировалось. Уже в предыдущие месяцы Раковский организовал более или менее систематическое информирование своего правительства по тем вопросам, по которым в его распоряжении оказывались данные, в основном о положении на фронтах, как его освещали антисоветские и нейтральные источники.^[247] Бюро печати, зародившееся при делегации, было теперь передано советскому генконсульству. Консульство начало готовить информационные бюллетени, которые телеграфом передавались в Москву. Важнейшие сообщения визировал Раковский. В бюллетенях содержалась более или менее объективная информация о положении в Украине, впрочем, акцент делался на неблагоприятных для правительства Скоропадского данных.^[248] О текущих политических событиях правительство информировал и сам Раковский.^[249]

Телеграфная связь была ненадежной из-за неаккуратной работы советских трансляционных станций. В течение всех переговоров Раковский нервничал из-за коммуникационных трудностей. Еще 24 мая он телеграфировал Сталину о перебоях: «Предлагаю написать курским военным властям… для устройства наблюдения за проводом по нейтральной зоне».^[250] 30 мая он телеграфировал Чичерину и Карахану, что «в Воронежском и Курском телеграфе сидят люди, которые относятся с большой небрежностью к своим обязанностям».^[251] 5 сентября глава делегации писал в Наркомат почты и телеграфа: «Настоятельно прошу распорядиться об исправной работе воронежской трансляции. Приходится терять Москву целыми часами из-за непонимания дела и неопытности некоторых из товарищей, следящих за трансляцией».^[252] Еще до этого, 18 августа, Раковский буквально издевательски запрашивал управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича, «упразднено ли ночное дежурство в телефонной Кремля, ибо после часу или двух ночи Кремль не отвечает».^[253]

Восстановлением железнодорожной связи с Украиной большевистские власти воспользовались для того, чтобы в поездах, в которых ехали российские представители в Киев и другие города Украинской Державы, доставлялись деньги для подрывных организаций. В Украину направлялись будущие руководители подпольных ячеек, агитационная литература. В августе 1918 г. Шелухин сделал заявление, что в поезде, прибывшем из Москвы в середине прошлого месяца, находились «три вагона большевиков», не являвшихся членами делегации, поскольку «такого количества людей не было во всей делегации, даже с теми, которые прибыли ранее».^[254] Можно полагать, что здесь было преувеличение, которое, однако, не меняет существа самого факта.