Хрущев - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Таубман cтр.№ 84

Окончательный разрыв между Хрущевым и Берией был вызван отнюдь не политическими разногласиями. Хрущев не одобрял явной готовности Берии «отдать 18 миллионов восточных немцев во власть империалистов», однако одного этого было недостатрчно, чтобы организовать против него рискованный заговор. Позднее Хрущев обвинял Берию в попытках «вбить клин между национальностями». Однако в то время он не только поддерживал Берию в национальном вопросе, но и по собственной инициативе проводил аналогичные реформы в Латвии и Эстонии. Во время подготовки к похоронам Сталина Хрущев взял Кагановича за руку и сказал: «Лазарь, как же мы будем жить и работать без Сталина?» Именно он поддержал предложение дать имя Сталина ВЛКСМ. При этом так же, как и Берия, Хрущев стремился подорвать репутацию умершего вождя: когда в «Литературной газете» появилась статья от редакции с призывом к писателям прославить имя Сталина, на следующее утро Хрущев угрожал уволить ее редактора, Константина Симонова⁵².

«Когда Берия был на коне, — вспоминал бывший помощник Хрущева Петр Демичев, — Никите Сергеевичу, разумеется, приходилось с ним ладить, хотя он ненавидел его и боялся. Берия чувствовал, что игнорировать Хрущева нельзя, поэтому обращался с ним осторожно»⁵³. В конечном счете Хрущев выступил против Берии из страха — страха, что иначе тот нападет первым.

Главную роль в заговоре приписывали себе и Хрущев, и Маленков⁵⁴. Молотов, ненавидевший обоих, и Микоян, с обоими ладивший, оставляли первенство за Хрущевым⁵⁵. Открытая просьба к Маленкову о помощи против Берии поставила бы Маленкова в тяжелое положение: узнав обо всем, Берия мог его уничтожить, а если бы Берия был побежден, Маленков потерял бы свое положение и был бы скомпрометирован как его бывший союзник. Поэтому Хрущев начал с более скромного предложения: «одернуть» Берию, блокировав некоторые из предложений, которыми он заваливал Президиум. «Беда в том, — говорил он Маленкову, — что ты на заседаниях Президиума никому говорить не даешь. Стоит Берии шевельнуться, и ты сразу вскакиваешь, чтобы его поддержать… А ты дай возможность высказаться другим, попридержи себя, не выскакивай… Мы ведь составляем повестку дня. Давай поставим острые вопросы, которые, с нашей точки зрения, неправильно вносятся Берией, и станем возражать ему»⁵⁶.

Когда именно был заключен этот договор, не вполне ясно. Однако, очевидно, именно после него на одном из заседаний члены Президиума отвергли предложение Берии о сокращении максимального срока заключения до десяти лет («Имелось в виду, — объяснял Хрущев на пленуме ЦК в июле 1953 года, — что человека сажают на десять лет, потом еще на десять, и так превращают в лагерную пыль»⁵⁷.) То же произошло во время дискуссии по германскому вопросу. Оппозицию планам Берии в отношении ГДР возглавил Молотов. Хрущева он считал союзником Берии и был приятно удивлен, неожиданно встретив его поддержку. Министр иностранных дел был так благодарен Хрущеву, что после заседания, вопреки своей обычной чопорности и неприступности, предложил ему перейти на «ты». После этого совещания, вспоминал Хрущев, «со стороны Берии отношение ко мне внешне вроде бы не изменилось. Но я понимал, что тут лишь уловка, „азиатчина“… Я понимал, что Берия проводит двуличную политику, играет со мной, успокаивает меня, а сам ждет момента расправиться со мной в первую очередь, когда наступит подходящее время»⁵⁸.

В середине июня Хрущев перешел от сопротивления Берии к подготовке его свержения⁵⁹. «Берия стал форсировать события. Он уже чувствовал себя над членами Президиума, важничал и даже внешне демонстрировал свое превосходство. Мы переживали очень опасный момент. Я считал, что нужно срочно действовать»⁶⁰.

Берия сам дал Хрущеву в руки козырь, попытавшись втянуть его в заговор против Маленкова. Это позволило Хрущеву убедить Маленкова, что альтернативы нет — нужно избавиться от Берии как можно скорее⁶¹. Маленков согласился; осталось убедить остальных. Булганин не заставил себя долго упрашивать, но с другими пришлось потрудиться. Если бы кто-нибудь из них дал знать Берии — игре пришел бы конец. Но даже и это было необязательно: у Берии были свои способы узнавать о содержании конфиденциальных разговоров.

Прежде всего Хрущев направился к Ворошилову. Однако едва он вошел в кабинет последнего в здании Верховного Совета (как предлог для разговора было выбрано общее членство в одной из правительственных комиссий), как тот принялся «громко восхвалять Берию: „Какой у нас, товарищ Хрущев, замечательный человек Лаврентий Павлович, какой это исключительный человек!“» Хрущев в ответ лишь пробормотал что-то вроде: «Может, ты зря так говоришь, преувеличиваешь его качества?» — сказал пару слов по тому поводу, который использовал для встречи с Ворошиловым, и быстро удалился. Он прекрасно понял, что означала эта сцена: «Ворошилов мог так говорить, считая, что его подслушивают, и говорил это для „ушей Берии“. С другой стороны, он считал меня близким к Берии». Теперь, если бы Хрущев заговорил о своем деле напрямую, Ворошилов «мог не согласиться просто из самолюбия: только что, когда я вошел, он восхвалял его, а потом сразу перешел на мою позицию»⁶².

Хрущев не ошибся в оценке истинных взглядов Ворошилова. Когда позже Маленков намекнул ему на заговор, Ворошилов поспешил прикрыть близстоящие телефонные аппараты, прошептал, что согласен, а затем, прослезившись, обнял Маленкова и поцеловал⁶³.

Кагановича Хрущев пригласил к себе в кабинет. Опасность придала Хрущеву несвойственную ему сдержанность: он молча выслушал пространный рассказ Кагановича, только что вернувшегося из инспекционной поездки по сибирским лесопилкам. «Я его не останавливал, хотя голова у меня была занята совершенно другим. Я проявлял вежливость, тактичность, ждал, пока его тема иссякнет. Когда я увидел, что наступил конец, то сказал: „Это все интересно, что ты рассказывал. Теперь я тебе хочу рассказать, что делается у нас“».

«А кто за?» — был первый вопрос старого лиса Кагановича. Узнав, что на стороне Хрущева и Маленкова большинство, Каганович немедленно выразил желание присоединиться: «Я тоже за, конечно, за, это я просто так спросил». «Но я его правильно понял, — вспоминал позже Хрущев, — и он меня понял»⁶⁴.

Не хуже понимал Хрущев и намерения Молотова. Поскольку тот «сам все знал и видел похожее еще при жизни Сталина», и Хрущев «лично слышал, как он очень резко высказывался против Берии», с Молотовым Хрущев заговорил напрямую. Тот тоже поинтересовался позицией Маленкова, а затем без колебаний согласился, добавив, что желательно не только снять Берию со всех постов, но и принять «более крайние меры»⁶⁵.

Труднее всего было начать разговор с Микояном. Его заговорщики оставили напоследок, как объяснял Хрущев, потому что «мы все знали, что у Берии и Микояна существовали наилучшие отношения, они всегда стояли один за другого». Однако то же можно было сказать и о Маленкове, и о самом Хрущеве, так что, по-видимому, истинная причина была не в этом. Сын Микояна Серго предполагает, что дело заключалось в этническом предрассудке: Хрущев полагал, что Микоян не захочет строить козни против земляка-кавказца. Поэтому Микояна ни о чем не предупреждали до самого утра 26 июня. В тот день по дороге в Кремль Микоян заехал к Хрущеву на дачу, и оба вели долгий разговор в саду, на безопасном расстоянии от бдительной охраны. Сергею Хрущеву этот ранний визит показался необычным — как и «серьезные лица» обоих мужчин, когда они садились в машину Хрущева, бронированный автомобиль, используемый им в первый раз после смерти Сталина. В разговоре Хрущев предложил только сместить Берию с поста министра госбезопасности и вместо этого назначить министром тяжелой промышленности; Микоян согласился. Истинные цели заговора Хрущев открыл Микояну уже в Кремле⁶⁶.