Конан Дойл - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 140

Малькольм Леки зимой 1916-го был уже мертв, но семья не знала об этом. Он числился пропавшим без вести. Зато было известно, что погибли три брата Лили. И вот эти братья осенью 1915-го начали посылать ей сообщения. В них рассказывались различные военные подробности, которых Лили, по мнению доктора, знать никак не могла; в то же время он признает, что они изобиловали ошибками: «Это походило на то, как если бы пытаться услышать верную информацию по испорченному телефону». Нетрудно представить, в каком состоянии находилась девушка и насколько у нее были расшатаны нервы; неудивительно, что она периодически получала послания от своих погибших братьев; удивительно скорее то, что доктор Дойл не учитывал ее психологического состояния – и физиологического тоже: к тому времени она уже была тяжело больна.

А потом пришла весточка от самого Малькольма. Тут биографы расходятся: большинство из них настаивают, что медиумом на том сеансе была все та же Лили, но некоторые полагают, что это произошло уже после ее смерти, с посторонним медиумом. Сам Дойл ясности не внес; он просто замечал неоднократно, что именно этот «разговор» стал для него одним из наиболее весомых доказательств реальности потустороннего мира. Дело в том, что Малькольм, отправляясь военврачом на фронт, подарил своему деверю гинею «в качестве платы за хороший совет в выборе профессии», которую тот носил на цепочке часов; и вот теперь медиум, который, по словам Дой-ла, «не мог ничего знать об обстоятельствах, при которых монетка была подарена», упомянул об этом сувенире. При всей наивности доктора трудно представить, будто он не допускал мысли об осведомленности Лили в том, что касалось эпизода с монеткой. Так что, вероятно, медиум был уже чужой – потому-то доктор так и поразился. Хотя, с другой стороны, все возможно. Доверчивость его подчас не знала границ.

Но отнюдь не только записи, сделанные Лили, и беседы с Малькольмом Леки окончательно убедили Дойла в существовании иного мира. Вполне возможно, что главной причиной стала изданная в 1916 году работа другого давнего приверженца спиритизма – сэра Оливера Лоджа. Его сын Рэймонд был военным инженером; в 1915-м он погиб на фронте. Отец написал книгу под названием «Рэймонд, жизнь и смерть», в которой, помимо теоретического материала, касающегося проблем спиритизма, содержатся послания, которые Рэймонд – через посредство живого медиума миссис Леонард и умершей девушки по имени Теда – отправлял своим убитым горем родителям. Книга странная, но очень трогательная; это прежде всего книга о бесконечной, нежной любви – родительской и сыновней. «Не так много, на мой взгляд, существует трогательных в своем простом юношеском красноречии страниц, – писал Конан Дойл, – как те, на которых Рэймонд описывает чувства погибших на войне юношей, желающих послать весть родным и встречающих постоянной помехой этому стену невежества и предрассудка в умах последних. "Вам мучительно думать о том, что сыновья ваши умерли, и все же множество людей думает именно так. Мне еще более мучительно слышать, как мальчики говорят мне, что никто больше не хочет с ними разговаривать. Это ранит меня очень больно».

С Оливером Лоджем тоже «никто не хотел разговаривать»; в лучшем случае его жалели, в худшем – издевались над ним. В его книге Рэймонд приводит громадное множество подробностей, рисующих картину загробной жизни во всех деталях; многие из этих простодушных подробностей как критики, так и обычные читатели сочли просто дурацкими – например, когда Рэймонд рассказывает о «тамошних» ученых-химиках, которые, подобно своим здешним коллегам, могут синтезировать различные вещества: спирт и табак, в частности, чтобы те духи, которые не могут обойтись без этих вредных вещей, не страдали. Подобные фрагменты из книги вызывали у публики смех. Доктор Дойл этого смеха – смеха над пожилой четой, чья любовь оказалась не способна смириться со смертью, смеха над заслуженным, серьезным ученым – перенести просто не мог. Он нигде не говорит этого впрямую, но, зная его, представляется несомненным, что это было ему так же больно, как если бы чужие люди посмеялись над его чувством к Кингсли. «Мальчики говорят мне, что никто больше не хочет с ними разговаривать!..»

Книгу Лоджа всегда называют одним из теоретических источников спиритической религии Конан Дойла – как философию Гегеля для марксизма. Но нам кажется, что это был в первую очередь не теоретический источник, а эмоциональный; и к ряду тех униженных и оскорбленных, за которых сэр Артур кидался заступаться, следует отнести и сэра Оливера. Дойл выступил в «Лайт» потому, что хотел встать на защиту Лоджа и доказать ему, что он не одинок, – и то, что на той же самой неделе он опубликовал в «Стрэнде» статью «Прав ли Оливер Лодж? Да!», а в «Обсервере» – самую сочувственную и хвалебную рецензию на книгу Лоджа; то, что он практически в каждой своей спиритуалистической работе вспоминал Рэймонда и его друзей, с которыми «никто не хочет разговаривать», и с неугасающей свирепостью ругал тех, кто не понимал его отца, ругал и тогда, когда книгу Лоджа давно забыли, наверное, подтверждает наше предположение.

«Я спрашиваю: „Но как же ты пришел? Ты же умер!“

– Да, умер, очень надо было – отпустили.

– А что там, где ты? – спрашиваю.

– Ни-че-го.

– Но из ничего нельзя прийти.

– Узнаешь потом. Ты никогда для меня не имела времени, я тебе был не нужен.

– Как, я же тебя так люблю».

Эта цитата – не из книги Лоджа. Книга эта русская, современная, она называется «Магия мозга и лабиринты жизни», ее автор – Н. П. Бехтерева, внучка «того самого» Бехтерева, знаменитый нейрофизиолог, академик РАН, много лет возглавлявшая Институт мозга РАМН. В этой книге Наталия Бехтерева рассказала о том, как после смерти своего мужа неоднократно разговаривала с ним – находясь, по ее предположению, в «измененном состоянии сознания». Любители мистики и эзотерики растащили книгу на цитаты. Серьезные люди над ней посмеиваются: «Была ученым, стала мистиком, активно пропагандирующим ненаучный подход». Жаль, что доктор Дойл этой книги не читал: не приходится сомневаться, что он бы первым кинулся на защиту Наталии Павловны.

В октябре 1917-го Дойл выступал на заседании Лондонского спиритуалистического общества, где председательствовал Лодж, и заявил, что считает себя обязанным нести миру новый свет. После этого он начал выступать в кружках спиритуалистов постоянно. «Когда мир бился в агонии, когда всякий день мы слышали о том, что смерть уносит цвет нашей нации, заставая молодежь нашу на заре многообещающей юности, когда мы видели кругом себя жен и матерей, живущих с пониманием того, что их любимых супругов и чад более нет в живых, мне вдруг сразу стало ясно, что тема, с которой я так долго заигрывал, была не только изучением некоей силы, находящейся по ту сторону правил науки, но что она – нечто действительно невероятное, какой-то разлом в стене, разделяющей два наших мира, непосредственное, неопровержимое послание к нам из мира загробного, призыв надежды и водительство человеческой расе в годину самого глубокого ее потрясения».

В период написания статьи в «Лайт» и после него доктор Дойл вовсе не «сделался не от мира сего», не «тронулся умом», не превратился в сумасшедшего фанатика; все повседневные проблемы его занимали абсолютно в такой же степени, как и раньше. Он только стал участвовать в конференциях спиритуалистов чаще обычного – впрочем, он и раньше старался их не пропускать – и на каждой из них выступал с речами. В то же время он спокойно продолжал корпеть над «Британской кампанией во Франции и Фландрии», выступал на патриотических митингах, ночевал в любимой палатке, чистил винтовку, рассказывал фронтовые байки, сочинил блестящий рассказ о Холмсе, не пытаясь навязывать ни ему, ни Уотсону своей религии, завтракал с генералами и премьер-министрами, был все так же влюблен в свою жену; когда был дома, каждый день возился с детьми.