«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Костицын cтр.№ 223

Нас интересовало положение черных в американской армии, и мы не получили впечатление, что они изолированы; это было бы совершенно неуместно и с точки зрения боеспособности. По-видимому, черные хранили память об унижениях, пережитых там, дома, и были очень удивлены, что здешние белые не брезгуют ими. Они с большим удовольствием угощали, чем могли, направо и налево и радовались, как дети, когда у них брали, но приходили в ярость, когда кто-нибудь отказывался.

Один раз мы встретили в лесу черного солдата, и он предложил мне орехи в жженом сахаре, которые я не терплю. Я отказался, но он посерел, на его глазах выступили слезы, и мы поторопились взять у него эти лакомства. На танцульках француженки охотно танцевали с американцами, не разбирая цвета кожи, но беда, если какая-нибудь отказывала черному солдату: в Achères один из них убил девицу, которая не захотела с ним танцевать.

Среди любопытных зевак, торговцев и т. д. несомненно толклись и немецкие шпионы. Еще бы: американцы были удивительно болтливы и охотно рассказывали все, что знали сами, об операциях, организации, начальниках, предполагаемых движениях. Они не разбирались, кто с ними разговаривает, а в толпе мы видели несколько очень подозрительных типов, явно не французов; они наседали преимущественно на черных, угощали их, подпаивали. Мы, советские граждане, не имели никакой возможности вмешаться, но Люсьену было легко сделать это, и он это делал.

В конце августа появился наш почтовый приятель, и мы решили с ним проехать в Achères. Теперь, когда для конспирации уже не имелось оснований, мы уговорились, что он довезет нас прямо до места. Оставив за собой домик M-me Leplat еще на полтора месяца, мы простились со всеми нашими друзьями и рано утром покатились по большой дороге, глядя с любопытством кругом.

Еще бы: немецкий постой кончился, начинался американский. На знакомой нам дороге от Chapelle к Achères на расстоянии несколько десятков метров друг от друга лежали аккуратные кучки снарядов тяжелой артиллерии. «Что это?» — спросили мы у возницы. Он ответил: «Американцы захватили много немецких артиллерийских баз и используют их для себя, а по дорогам расположили вот так немецкие снаряды. Вы найдете их сейчас всюду. Потом решат, что с этим делать». — «А не опасно?» Он пожал плечами и взглянул на небо: «Кто знает? Если какой-нибудь немецкий авион сбросит бомбу, пойдет щелкать по всем дорогам от кучки к кучке. Ну, а так, без причины, не взорвется: можно ехать спокойно».

И вот мы — у знакомого нам дома: «La clé des champs». Но что это? На всех воротах поместья M-me Fournier красуется свастика. Мы въехали во двор, угостили водкой возницу, разложили наши вещи и побежали по всяким делам, прежде всего — к Poli: узнать, что нового. Оказалось, ее муж — уже тут: он находился в Компьенском лагере для пересылки его в Германию, и американцы прибыли вовремя, чтобы этому помешать. Но о Laurent, как и о других членах боевой группы, ничего неизвестно. О Пренане тоже ничего неизвестно. Poli предполагал, что Пренан уже выслан в Германию, так как не застал его в Compiègne. «А относительно свастики вы не беспокойтесь, — сказал Poli. — Все знают, что она предназначена для M-me Fournier, а не для вас» ^[1198].

В Achères было много перемен и неожиданностей. Помимо M-me Fournier свастика была на воротах у Loiseau, донесшего в свое время на M-me Soto и M-me Prenant, и у отставного учителя, который шпионил за нами, а также у кроликовода, у крупного спекулянта по соседству с M-me Leclerc и у старых Bellanger. Зато молодые Bellanger оказались в чести: год они укрывали у себя канадского летчика. Неожиданно оказался в чести и молодой Loiseau, торговец сыром и маслом: он был начальником местного отряда FFI ^[1199]; в этом отношении было, по-моему, что-то неладное, и, действительно, скоро его турнули с высокого места. Дама из церковного дома исчезла вместе со своим семейством, равно как и M-me Baumann. Кроликовод вскоре был арестован по подозрению в доносах вообще и выдаче лесной боевой группы в частности. Он просидел свыше года и был выпущен — по отсутствию ли улик или по наличности связей, я не знаю.

Наших дам, M-me Fournier и ее дочь, мы нашли в подавленном настроении из-за враждебности деревни. Был ли повод для такой враждебности? Германофильские высказывания имели место, мы сами их слышали, но поступков не было никаких — ни якшанья с немцами, ни доносов. Наоборот, в нашем случае они проявили известное мужество: учитель предупреждал их, что с нами иметь дело опасно, но M-me Fournier ответила, что она дала слово и не изменит ему. Мы сделали все, чтобы убедить наших единомышленников оставить дам в покое, и нам удалось, в частности, прекратить кошачьи серенады, которые устраивались каждый вечер под их окнами.

Американцы имели свой лагерь у нового перекрестка — «Carrefour neuf», когда-то идиллического свежего места, где на травках мы отдыхали при прогулках или хождениях в Fontainebleau. Сейчас мы нашли там точное повторение лагеря у «Тира» в лесах у Nonville, и дорога от перекрестка до дома лесника в Barnolet представляла сплошной базар и хуже. Но чуточку в сторону лес опять становился прелестен, и в том году оказался колоссальный урожай грибов вообще и белых в особенности. Американцы боялись их брать, потому что европейские грибы отличались от тех, к которым они у себя привыкли.

Ехать в Париж было еще невозможно, но ожидалось восстановление движения зеленых автокаров. Почта начала ходить, и мы написали в Париж управляющему нашим сквером Sébert и нашим друзьям. Через несколько дней пришли ответы: Sébert писал, что наша квартира ждет нас, и поздравлял со спасением. Мы узнали, что Андрюшка Пренан храбро дрался во время восстания, участвовал в изгнании немцев из Люксембургского дворца, получил орден и поступил добровольцем в армию, чтобы гнать немцев из Франции. Действительно, он был потом сержантом в дивизии Rhein-Danube ^[1200] и вел себя с честью. Его мать и бабушка вернулись в свою квартиру, но про отца не было никаких вестей.

Наша приятельница и твоя коллега по лаборатории M-me Coquoin, праправнучка знаменитого Carnot, все надеялась найти своего исчезнувшего мужа, который был арестован почти одновременно с Пренаном. Надежда не осуществилась: муж ее был расстрелян, и теперь ему посвящена одна из парижских улиц.

Про Игоря Кривошеина мы узнали, что в середине июня французская полиция завлекла его в ловушку и передала немцам. Игоря пытали и выслали в Германию. Нина Алексеевна с сыном пряталась в окрестностях Парижа и теперь вернулась в свою квартиру.

Относительно Claudette Bloch (Raphael) сведения пришли утешительные: она была жива и находилась в одном из самых ужасных лагерей в Польше, но ее поставили на работу по искусственному каучуку и можно было надеяться, что она уцелеет. Муж ее содержался некоторое время в одном из соседних лагерей, но ни он, ни она не знали об этой близости. Немцы казнили его, а она вернулась через год — летом сорок пятого ^[1201].