Приключения женственности - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Новикова cтр.№ 62

— И кого же выдерут? — Саша не ждал ответа. — Выходит, твоя Валерия на Аксенова настучала? А ты говорила, что она сидела…

— Я сама была поражена. Сложный она человек. Столько в ней разного намешано, и хорошего, и плохого. Сегодня-то она в героинях ходит. Главный редактор в знак благодарности за проявленную бдительность руку пожал.

— Господи, ну и нравы у вас! Ни за что не пойду служить! Ты, Сашка, даже не надейся! — Инна возмущенно тряхнула головой, и тюрбан, сооруженный из алого махрового полотенца, раскрутился, мокрые волосы рассыпались по лицу. — Даме руку — целуют. — Она опустила голову вниз и, пряча рыжие пряди под тюрбан, добавила: — Хотя, конечно, все с ног на голову поставлено. Нелепо за такое — руку целовать. Тут без партийного рукопожатия не обойтись.

— И никто ее не осудил, даже в коридоре, между собой. — Женя спешила выговориться.

Она совсем не была уверена, что издательские дела так уж всем интересны, просто нужно было освободиться, назвать безумие не ведомственными профессионализмами, а нормальными словами. Чтобы не разучиться думать и воспринимать все по-человечески.

— Кузьминична на каждой летучке твердит: «Текстологию я вам всегда прощу, а идеологию — никогда», — имея весьма смутное представление о том, что такое текстология. И какую «идеологию» не простит — сама толком не знает. Ни определения, ни списка, действительного на год, на месяц или хотя бы на текущую неделю, никто дать не может. Не только потому, что все меняется. Невозможно быть в курсе того, чего нельзя, потому что именно «чего нельзя» и есть самый главный секрет.

Саша прекрасно знал таких теток и сам мог многое рассказать о них, да только ничего существенно нового его бы истории не открыли. Он подошел к пианино, долго рылся в нотах, сваленных кучей на верхней крышке, ничего не выбрал и одной рукой стал перебирать клавиши. Мелодия из «Травиаты», которая всегда отрывала Женю от житейских пустяков, была сейчас тайным знаком Сашиного неодобренья, но Женя не сумела остановиться.

— Выпустили роман Гончарова «Обрыв» с обрывом, без последнего абзаца — ничего, не трагедия, отправили тираж на Дальний Восток, и дело с концом! У Авроры в повести Паустовского целая страница пропущена — а, ерунда, кто это сейчас заметит! А…

— Эта Аврора только с виду покультурнее остальных, — вставила Нина Александровна. — Вообще-то они все там одинаковые. Доят писателей самым беспардонным образом. Когда отец там издавался, я избегалась — то хрустальную вазу достань, то путевку в Коктебель, то талончик на праздничный заказ…

Нина Александровна говорила спокойно, не «поливая», а всего лишь констатируя, описывая обитателей служебного зверинца. Возразить было нечего. И Женю беспокоило только одно — как бы эти новые знания не проступили в ее общении с коллегами.

— А Кайсарова ты по-прежнему переписываешь? — Оказалось, что Саша следит за разговором.

— Я не Аврора, которая, правя секретарский роман, одного героя потеряла. В чисто авторские дела не вмешиваюсь. — Женя испугалась, что и ее могут принять за варвара, и заговорила немного велеречиво: — Кайсаров иногда спрашивает насчет новых произведений, но я просто свое мнение говорю… А старые вещи приходится реставрировать. Наши асы редактирования ухитрились даже намеки на тридцать седьмой выкорчевать.

— Женечка, а вы не слишком неосторожны?

— Я эти куски аккуратно печатаю и вклеиваю в текст, показываю Кузьминичне два-три безобидных места… Дальше, говорю, все в том же духе. Расклейки-то у нас начальство не читает.

— Это дилетантизм. Редактор не имеет право относиться к литературе как нормальный человек. — Было непонятно, шутит Саша или говорит серьезно. — Эту профессию создал Сталин. Человек, умеющий писать, в редакторе не нуждается.

— Как это? Все-таки взгляд со стороны… Иногда ошибки бывают… — Жене очень хотелось найти внятные, недемагогические доказательства необходимости профессии, которую она самозабвенно полюбила.

— Да ты же просто исправляешь то, что другие напортачили. И цензором служишь! Теперь, конечно, уже нужны редакторы-спасатели, но их давно повывели! — Что-то сильно задело Сашу. Похоже, его раздражала Женина погруженность в работу. — А насчет ошибок? Да пусть даже ляпы пройдут… Ну, помог бы редактор Толстому сроки беременности маленькой княгини соблюсти… Ну, указал бы Чехову, что в «Толстом и тонком» у мальчика на голове то фуражка, то шапка… А знаешь ли ты хоть одного редактора, который бы у Тургенева исправил то место, где у него цветут растения, которые распускаются в разное время года? В мелочах, да и то не во всех, навели бы порядок, а сколько бы вреда принесли! Хотя, может, цитаты и надо проверять. В том журнале, куда я сейчас отдал статью, проверщица этих цитат — единственный культурный человек. Редакторша почти ничего не читала, о чем я пишу. Завотделом неплохой мужик, но — темный лес. Дальше еще более темный зам и, наконец, вершина невежества — главный. Испугался фамилии Бахтина — спутал его с «метропольцем» Борисом Вахтиным!

— Сашок разбушевался! — стала утихомиривать зятя Нина Александровна. — Тебе не везло с редакторами, но всю-то профессию зачем чернить! В вас, Женечка, еще никто не влюбился? — перевела разговор на другую тему. — Смотрите, остерегайтесь. Рахатов уже меня расспрашивал, что это за новая редакторша с таким приятным голосом. Но не бойтесь, я ему твердо сказала: «Руки прочь!» Он засмеялся, но надулся. Хотя у него сейчас не поймешь — с кем и где живет. Я уверена, Сима его только на длинный поводок перевела. Она его от себя никогда не отпустит.

Струсив, Женя уткнулась в «Метрополь». Вот и еще одно доказательство того, что все надо держать в секрете.

— Никаких Рахатовых! — провозгласила Инна. — Сашка уже ревнует.

— Не завидую, если он начнет тебя своей поэмой душить. — Саша криво усмехнулся. — Давайте выпьем чего-нибудь.

14. «ДОМА ТВОРЧЕСТВА ДИКУЮ КЛИЧКУ…»

«Дома творчества дикую кличку…» — Женя уцепилась за цитату, приближаясь к месту свидания, первого. А страх подбирался быстрее. Вдруг он опоздает? Спрятаться тогда, может быть? Как хорошо, что весна началась! Позавчера еще голые ветки торчали, но один день солнышка, и на всех деревьях тонкое зеленое кружево. Шубу эту дурацкую сняла наконец. Сколько ей уже лет? Родители купили в честь поступления в университет. Сначала мне, на следующую зиму — Алине, и только потом маме: в один год три шубы было не достать, да и дорого. Мама до сих пор бережет, в театр да в гости надевает, когда садится, подол с угла подворачивает, чтобы мех не вынашивался. А шуба всего-навсего из черной цигейки, здесь только провинциалы, из тех, что попроще, в таких ходят, в комплекте с серым деревенским платком и уймой авосек. Стало стыдно за такие мысли, защемило сердце от любви к родителям. Надо съездить в Туров, хорошо бы с Алиной. Да нет, нельзя. Придется подождать — может быть, она еще к мужу вернется? Только бы знакомых не встретить. Кажется, сейчас никого из издательских авторов здесь нет.

Женя замедлила шаг и внимательно осмотрелась. Новое трехэтажное здание из красного кирпича виднелось за раздетыми еще деревьями парка, на крыльце — никого. От старого здания с белыми колоннами кто-то идет ей навстречу. Серое пальто в елочку с наглухо застегнутым воротом, рыжая лисья шапка надвинута на лоб — и джентльмен, и богема.