Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущева - читать онлайн книгу. Автор: Петр Балаев cтр.№ 126

И это — нет состава преступления! Чушь. Игнатьев отстранил от дела Рюмина под предлогом того, что он его медленно расследует и поручил «комсомольцам-стажерам» дело прекратить, передопросить подозреваемых, подменить материалы… Да что угодно! Рюмин слишком далеко зашел. И указание Игнатьева было выполнено.

Мясников в своей книге пишет: «Интересно отметить, что до своей болезни, — по-видимому, последние три года, — Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью, во всяком случае, так сказал нам начальник Лечсанупра Кремля… Он, по-видимому, избегал медицины… С каких пор у него гипертония — тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил)».

О как! И что, Лечсанупр даже плановую диспансеризацию Сталина не проводил? Вот это да! Ладно, допустим, Сталин боялся, что ему отравленные таблетки дадут выпить или яд кураре введут внутривенно, если он станет лечить насморк у этих эскулапов. Но АД измерить, ЭКГ сделать, мочу, извините, на анализ сдать — очень страшно и опасно?

И еще кое-что очень поразительное написано Мясниковым: «В его большой даче в Кунцеве не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами; не было, между прочим, даже нитроглицерина — и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который мог быть устранен двумя каплями лекарства».

Очень похоже на оговорку по Фрейду. На воре горит коптящим пламенем шапка. «Грудная жаба». Прямой намек на инфаркт. Содержимое аптечки у охраняемого объекта, если кто не в курсе, прерогатива охраны этого объекта. Более того, эти препараты не одному Сталину нужны были, у него на даче много посетителей было. И многие посетители были в «инфарктном возрасте». Врет Мясников залихватски. Вернее, это он так, как я понимаю, оставил потомкам интересный ребус для разгадки. И под этим ребусом скрывается факт установленной у Иосифа Виссарионовича ишемической болезни сердца. Сталин уже давно ею страдал (анамнез!), он наблюдался с нею, и инфаркт был неминуем. Он и случился. Игнатьев это знал, и подбирал врачей на этот случай.

В ночь с 1-го на 2 марта на приступ инфаркта и выехала специально подобранная бригада врачей.

Теперь вот еще отрывок из воспоминаний Мясникова, который меня убил наповал: «На следующее утро, четвертого, кому-то пришла в голову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы прибыла молодая врачиха, сняла электрокардиограммы и безапелляционно заявила: «Да, инфаркт». Переполох! Уже в «деле врачей-убийц» фигурировало умышленное недиагностирование инфаркта миокарда у погубленных-де ими руководителей государства. Теперь, вероятно, мы у праздничка. Ведь до сих пор мы в своих медицинских заключениях не указывали на возможность инфаркта, а заключения уже известны всему миру. Жаловаться на боли, столь характерный симптом инфаркта, Сталин, будучи без сознания, естественно, не мог. Лейкоцитоз и повышенная температура могли говорить и в пользу инфаркта. Консилиум был в нерешительности. Я первый решил пойти ва-банк: «Электрокардиографические изменения слишком монотонны для инфаркта — во всех отведениях. Это мозговые псевдоинфарктные электрокардиограммы. Мои сотрудники по ВММА получали такие кривые в опытах с закрытой травмой черепа. Возможно, что они могут быть и при инсультах». Невропатологи поддержали: возможно, что они мозговые, во всяком случае, основной диагноз — кровоизлияние в мозг — им достаточно ясен. Несмотря на самоуверенный дискант электрокардиографички, консилиум не признал инфаркта. В диагноз был, впрочем, внесен новый штрих: возможны очаговые кровоизлияния в мышце сердца в связи с тяжелыми сосудодвигательными нарушениями на почве кровоизлияния в базальные ганглии мозга».

То, что профессор нес полную белиберду о природе изменений зубцов на ЭКГ — ясно абсолютно. Занимательней другое: они 2 марта приехали на вызов к больному, сразу установили наличие высокого АД и (внимание!) МЕРЦАТЕЛЬНОЙ АРИТМИИ! Поясняю — мерцательная аритмия очень опасна, ее природу обязательно нужно устанавливать, обязательно ЭКГ делать нужно. Но ЭКГ этим светилам науки пришло в голову сделать только на четвертые сутки! При наличии мерцательной аритмии! Еще более «замечательное» — не установив природу этой аритмии, они каждые несколько часов вводили больному сердечные гликозиды (строфантин) и кофеин.

Вы можете в это поверить? Нет, один врач с перепугу еще мог ошибиться, мог оказывать экстренную помощь так, что даже сельский фельдшер застрелился бы из кружки Эсмарха от стыда, но целая бригада опытных клиницистов!..

Думаете это все странности? Как же! Самое странное, что в груде беспорядочных документов, которые сегодня исследователями называются историей болезни Сталина, есть аж 3 кардиограммы. Первая от 9 сентября 1926 года (1926 года!), вторая от 2 марта 1953 года и третья — от 5 марта 1953 года.

В 1926 году ЭКГ, как инструментальное клиническое исследование, еще не очень было распространено, поэтому позволю себе сделать предположение, что назначили его Сталину потому, что у него уже в то время были серьезные жалобы на проблемы с сердцем. Да вспомните, каким Иосиф Виссарионович выглядит на кинохронике и в воспоминаниях очевидцев: скупые, экономные движения, неторопливая походка, отсутствие порывистости, в молодости, в ссылке, он был охотником и удачливым рыбаком, но потом этим никогда уже не увлекался, физического труда избегал по возможности… Это же типичное поведение человека, страдающего ишемической болезнью сердца и приступами стенокардии. Человек привыкает дозировать физические нагрузки.

Но с 1926 года до 2 марта 1953 года — ни одной ЭКГ! Ладно, пусть «вместо сердца — пламенный мотор», но есть Лечсанупр, у него есть обязанность проводить диспансеризацию прикрепленных лиц, пациент возрастной и ему за 27 лет ни одной ЭКГ не сделали?!

А Мясников о том, что ЭКГ делали 2 марта, вообще не вспоминает, он забыл о ней.

Исследовал историю болезни Сталина А. Фурсенко, который написал такое:

«Отпечатанное на 20 страницах машинописного текста и подписанное всем составом консилиума заключение отличается от рукописных подробных записей предшествующих заболеваний. Документ не датирован. Но на его черновике стоит дата — июль 1953 года, т.е. 4 месяца спустя после смерти Сталина, что само по себе заставляет усомниться в его достоверности. Как следует из текста заключения, оно было составлено на основе рукописного Медицинского журнала, который велся на протяжении 2–5 марта. Но в деле о болезни Сталина этот журнал отсутствует».

Что-нибудь нужно добавлять? По-моему и так ясно, что практически никаких подлинных документов о здоровье и болезни Иосифа Виссарионовича, значимых документов, не сохранилось. Почти все, что имеется, за исключением мелочей вроде ЭКГ от 1926 года, откровенные фальшивки. Самое смешное, целая орда исследователей, среди них есть и врачи, изучают эту макулатуру и уже все запутались в своих выводах. Они не могут понять, ни как диагноз поставили, ни как лечили, даже не могут понять, почему и по какому принципу у постели умирающего вождя была собрана именно такая шайка эскулапов.

Если всерьез воспринимать документы с описанием симптомов болезни и лечения Иосифа Виссарионовича, то неизбежно попадешь в тупик. Симптомы такие, что вызывают подозрение и в инсульте, и в отравлении, и в инфаркте миокарда. А лечение тоже странное, от этого лечения неизбежно умер бы и отравленный, и инфарктник, и инсультник. Такой же акт вскрытия. Клиницисты до сих пор не могут в этом ребусе разобраться. Каждый делает такие заключения, какие ему больше нравятся. Это пример того, как узкий специалист мучается со своим флюсом. Да не описывают эти документы ни симптомы, ни лечение. Их составляли таким образом уже после всех событий для другой цели: заткнуть рты врачам как можно надежней. Если бы они вздумали потом где-нибудь начать рассказывать правду о событиях первых дней марта 1953 года, то их можно было бы расстрелять либо за намеренную неверную диагностику, либо за намеренное неправильное, убийственное лечение. На тот случай, если бы охрана или обслуживающий Сталина персонал перестали бы следить за тем, какие они слова говорят — отравление. Наверняка и беседа Игнатьева (скорей всего Игнатьева) с группами медиков, охраны и обслуги так и проходила: «Хоть кто-нибудь из вас хоть где вякнет лишнее — все вместе дружно в ряд станете у стенки со лбами, зеленкой намазанными. Это вы товарища Сталина отравили (залечили) и вот вам Журнал врачебный и акт вскрытия. Мы просто на них внимательней посмотрим…».