Афган - читать онлайн книгу. Автор: Родрик Брейтвейт cтр.№ 17

В отсутствие Тараки отношения между Амином и «бандой четырех» еще ухудшились. Четверо оппозиционеров перестали спать дома, опасаясь ареста, и принялись распространять листовки с призывами выступить против Амина и восстановить единство враждующих партийных фракций. Сарвари позвонил Тараки в Гавану и предупредил, что Амин готовится захватить власть.

По дороге из Гаваны в Кабул Тараки остановился в Москве, чтобы встретиться с Брежневым и Громыко. Это было 10 сентября. Брежнев очень серьезно говорил о ситуации в афганском руководстве, «которая вызывает особую озабоченность не только у советских товарищей, но, по имеющимся у нас данным, и в рядах партактива НДПА… Сосредоточение чрезмерной власти в руках других лиц, даже ваших ближайших помощников, может оказаться опасным для судеб революции.

Вряд ли целесообразно, чтобы кто-то занимал исключительное положение в непосредственном руководстве страной, вооруженными силами, органами государственной безопасности». Брежнев, очевидно, имел в виду Амина, но если это и был намек на то, что Москва поддержит устранение Амина, Тараки его не уловил ^[8]. Напротив, он вновь попросил о прямой военной поддержке и вновь получил отказ. Он также встретился с Бабраком Кармалем, которого привез в Москву КГБ. Они обсудили пути восстановления партийного единства и то, как можно избавиться от Амина. Судя по всему, новость об этой встрече достигла ушей Амина. Возможно, информацию передал майор Тарун.

Вечером Тараки в своих апартаментах на Ленинских горах с видом на Москву встретился с Александром Петровым, офицером КГБ, который раньше работал в Афганистане. Петров предупредил Тараки, что Амин готовит заговор. Тот ответил: «Не беспокойтесь, передайте руководству СССР, я контролирую обстановку пока полностью и ничего там без моего ведома не случится» . Он продемонстрировал эту оптимистичную уверенность и Брежневу перед посадкой на рейс в Кабул.

Русские такой уверенности совсем не испытывали. Тем самым вечером полковник Колесник (кодовое имя; его настоящая фамилия — Козлов), офицер штаба ГРУ, которому потом предстояло планировать штурм дворца Амина в Кабуле и руководить этим штурмом, приказал майору Халбаеву, командиру «мусульманского» батальона, присоединиться к своим людям в Ташкенте и подготовить их к вылету в Кабул для защиты Тараки. Он показал Халбаеву фотографию Тараки и заметил: «Приказ защищать этого человека исходит напрямую от Брежнева. Что бы ни случилось там, куда вы летите, мы поймем тебя лишь в одном случае: если этот человек погибнет, то значит, ни твоего батальона, ни тебя самого уже нет в живых». Бойцам «мусульманского» батальона было приказано сдать все документы, надеть афганскую военную форму и быть готовыми выдвигаться в любой момент. Но Андропов уже обдумывал различные тайные операции по отстранению Амина, включая его похищение и вывоз в СССР. Он убедил Брежнева и Тараки, что «мусульманский» батальон пока должен оставаться на месте.

Одиннадцатого сентября Тараки вылетел в Кабул. Амин уже начал действовать. Самолет Тараки заставили кружить над Кабулом целый час, пока начальник Генштаба полковник Якуб полностью не пересмотрел процедуры безопасности, чтобы гарантировать, что все под контролем людей Амина . Сразу после приземления Тараки потребовал от Амина информации о том, что случилось с «бандой четырех». «Не волнуйся, они все в безопасности и в порядке», — отвечал Амин. Затем они поехали в ЦК, где Тараки доложил о своем визите в Гавану.

На следующее утро скандал с четырьмя министрами продолжался. Амин заявил, что они стояли за попыткой его убийства во время отсутствия Тараки. Их следовало снять с постов и наказать. Тараки попросил Амина принять их извинения, а затем восстановить в должности. Амин резко возразил: если они не уйдут, он откажется следовать каким-либо указаниям Тараки.

Тем временем смещенные министры обустроились в президентском дворце — крепости Арк, построенной Абдуррахманом, которую коммунисты переименовали в Дом народа. Ватанджар обзвонил кабульских командиров, чтобы выяснить, кто из них еще верен Тараки. Те доложили о его обращении полковнику Якубу, а тот — Амину. Гулябзой предложил Тараки попросить у СССР дополнительную охрану — размещенный в Баграме батальон. Тараки ответил, что в этом нет необходимости: ссора урегулирована, да и в любом случае неприемлемо прятаться за советскими штыками . Гулябзой сообщил ему, что утром, когда люди Амина пришли арестовать Сарвари, произошла перестрелка. Два человека погибли. Гулябзой опять попросил Тараки действовать. И снова Тараки успокоил его и сказал, что все идет по плану. Тарун доложил обо всем Амину.

К этому моменту русские увязли в Афганистане куда глубже, чем намеревались, но все так же не могли повлиять на события. Вечером 13 сентября четыре министра пришли в советское посольство и от имени Тараки попросили от СССР помощи в аресте Амина. Меньше чем через два часа Тарун позвонил из дворца со словами, что Амин прибыл туда и что они с Тараки просят русских присоединиться.

Советские чиновники решили, что ситуация критическая. «Не исключаем, что X. Амин может поднять против Тараки верные ему воинские части, — телеграфировали они в Москву. — Обе группировки пытаются заручиться нашей поддержкой. Мы, со своей стороны, твердо проводим линию на то, чтобы обстановка в руководстве ДРА была нормализирована в партийном, то есть в коллегиальном порядке. Одновременно пытаемся удерживать членов обеих группировок от непродуманных, поспешных действий» . ^[9]

Пузанов и трое его коллег в надежде примирить стороны направились во дворец. Тараки и Амин ждали их. Русские зачитали очередное обращение Брежнева, призывающее к единению. Тараки встретил это обращение полнейшим одобрением. Амин последовал его примеру, заверив еще более льстиво, что для него честь служить стране под руководством Тараки, а если служба Тараки и революции потребует от него отдать жизнь, он будет счастлив принести себя в жертву . Русские покинули дворец, удовлетворенные видимым примирением.

Потом до них дошла информация (которую они по ошибке передали в Москву), что Амин и Тараки достигли компромисса. Подробностей они не знали, но поздравили себя с тем, что их визит и обращение товарища Брежнева привели к смягчению обстановки: «Амин не пошел на крайние меры, так как убедился в отсутствии поддержки советской стороной любых действий, которые бы обострили положение в афганском руководстве и не содействовали сохранению единства НДПА» . Это ошибочное суждение показывало, насколько советские представители были оторваны от реальности.

На следующее утро Пузанов и трое его коллег снова обратились к Тараки. Он, наконец, открыто заговорил о трудностях в отношениях с Амином. Советский дипломат Дмитрий Рюриков, личный помощник и переводчик Пузанова, записал беседу в дневник, который вел для посла.

«Тенденцию к концентрации власти в своих руках я замечал у X. Амина давно, но не придавал ей особенного значения, — заявил Тараки русским. — Однако в последнее время эта тенденция приобрела опасный характер». Он пожаловался на отказ Амина воспринимать критику, на то, как он выстраивает собственную публичную позицию, на его авторитарное обращение с министрами и на то, что он расставил своих родственников на ключевые государственные и партийные посты: «Страной, как и во времена короля и Дауда, фактически правит одна семья».