Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Раппапорт cтр.№ 53

В 1908 году доктора Фишера вновь вызывали, чтобы оказать Александре медицинскую помощь во время обострения невралгии, которая протекала в форме таких болезненных приступов, что императрица не могла спать ^[473]. Как специалист по нервным расстройствам, доктор предписал ей абсолютный покой. У доктора также сложилось твердое впечатление, что присутствие Анны Вырубовой, которая теперь проводила с царицей почти каждый день, неблагоприятно воздействует на Александру, может быть, даже наносит ей прямой вред ^[474]. В письменной форме он уведомил Николая, что не сможет лечить царицу как следует, если Анна все время будет находиться в такой непосредственной близости к пациентке. Но Александра не позволила удалить от себя Анну. Вскоре после этого Фишер просил разрешения оставить свой пост. В апреле 1908 года вместо него на эту должность был приглашен доктор Евгений Боткин, который сразу предложил императорской семье вместе поехать в Крым, где Николаю предстояло провести смотр Черноморского флота, поскольку это должно было пойти на пользу здоровью императрице.

С этого времени Александра не желала больше слушать советы других врачей, кроме Боткина. Его назначение лейб‑медиком было тем не менее подобно отравленной чаше: Александра была такая пациентка, что терпела лишь тех врачей, которые подтверждали ее собственный диагноз. Он подыгрывал ее представлениям о себе как о хроническом инвалиде, которому приходится переносить свои страдания, воспринимая их, как учил отец Григорий, «как жертвоприношение» ^[475]. Подтвержденная медициной инвалидность была полезна, когда необходимо было воздействовать на поведение дочерей, которые очень тяжело переносили ее частые отсутствия в жизни семьи. «Когда Бог сочтет, что наступило время, чтобы мне стало лучше, тогда это и произойдет, но не раньше, — говорила Александра, — а им бы лучше вести себя как следует, чтобы это время действительно наступило» ^[476].

В сентябре 1909 года семья отправилась в Крым на поезде. Это была самая длинная поездка по железной дороге для всех детей в семье. Кроме того, они здесь еще никогда не бывали, поскольку Николай и Александра почти не заглядывали в Крым с тех пор, как в 1894 году умер Александр III. В порту Севастополя они взошли на борт «Штандарта» и сначала шли вдоль Крымского побережья. В Ялте их тепло приветствовали праздничными фейерверками и иллюминацией. После этого семья направилась в старый летний дворец в Ливадии, в 53 милях (85 км) далее на юг. На отдыхе дети катались, играли в теннис и плавали на своем частном пляже, часто — вместе с любимым кузеном, восемнадцатилетним великим князем Дмитрием Павловичем, который теперь проводил много времени с их семьей. Николай был рад обществу Дмитрия, поскольку он всегда питал к нему слабость, и они много времени проводили в совместных поездках и прогулках ^[477]. Александра по большей части оставалась дома, лежала в постели или сидела на веранде, никого не принимала и часто даже не выходила к обеду. Ее выздоровление продвигалось очень медленно, это влияло на настроение всех в семье. Но она отказывалась показываться каким‑либо специалистам, доверяя только Боткину и собственному самолечению морковным соком, «утверждая, что это вещество разжижает кровь, которая у нее слишком густая» ^[478]. Возможно, такая строгая вегетарианская диета ей была полезна. Во всяком случае, к концу октября Александра достаточно поправилась, чтобы совершать небольшие прогулки и поездки с дочерьми и ходить с ними по магазинам в Ялте.

Той осенью в Ливадии у Алексея случился очередной приступ кровотечения, когда он снова ушиб ногу. Вызвали французского профессора медицины. Он трижды побывал у Алексея, все три раза эти посещения держались в строгом секрете. Но он был специалистом в области туберкулеза и «объявил себя недостаточно компетентным для диагностики этого заболевания». Совершенно очевидно, что ему просто не сказали, что ребенок страдал гемофилией. Не более эффективными оказались услуги другого эксперта‑медика, вызванного из Санкт‑Петербурга: он не смог предложить каких‑то действенных мер для облегчения состояния мальчика ^[479]. К этому времени, как отметил Спиридович, становилось все труднее скрывать тот факт, что с царевичем что‑то не так, «и это, как дамоклов меч, угрожающе висело над императорской семьей». Стало также ясно — как в отношении себя, так и в связи с болезнью Алексея, — что Александра отказалась от средств и способов лечения традиционной медицины и под влиянием своего духовного наставника, Григория, «рассчитывала только на помощь Всевышнего» ^[480]. То, в каком состоянии находился Алексей, да и ослабленное здоровье его матери делали на ближайшее время переезды для них невозможными, а это означало, что вся семья должна была остаться в Ливадии почти до Рождества. Как только роскошная, солнечная крымская осень закончилась и началась холодная и влажная зима, из развлечений остались только бесконечные игры в домино, уголки и лото да изредка просмотр кинофильма, чтобы отвлечься от всепоглощающей скуки.

Хроническая болезнь матери была серьезной эмоциональной нагрузкой, с которой ее дочерям было непросто справляться. «Помоги Господи, чтобы дорогая мамочка больше не болела этой зимой, — писала Ольга Григорию в ноябре, — иначе будет так ужасно, грустно и тяжело». Татьяна тоже была очень встревожена, сообщая ему: «Нам тяжело видеть ее такой больной. О, если бы вы только знали, как трудно бывает выдержать болезнь мамы. Но нет, вы это знаете, потому что вы знаете все» ^[481]. Добрую половину 1909 года императорская семья практически не появлялась на публике в России. Изолированность четырех сестер от реального мира и естественная потребность в общении со сверстниками становились все острее. Но даже теперь Николай и Александра планировали продолжать вести уединенный образ жизни семьи ради слабого здоровья Александры и Алексея. Перед отъездом из Ливадии в то Рождество они распорядились построить там новый дворец вместо старого главного дворца, темного и сырого (хотя рядом с ним стоял кирпичный Малый дворец, где когда‑то умер Александр III). В этом новом доме они собирались проводить каждый год всю весну и лето. А для простых россиян все оставалось по‑прежнему, как в крестьянской поговорке: «До Бога высоко, до царя далеко» ^[482].