Тридцатилетняя война - читать онлайн книгу. Автор: Сесили Вероника Веджвуд cтр.№ 124

30 ноября 1641 года в Кёльне на Шпрее, на земле курфюрста Бранденбурга, появился императорский указ об амнистии. Дождь и ветер превратили его в клочья и раскидали по улице ^[1266]. Это чисто природное явление полностью соответствовало мнению людей о мирных намерениях Фердинанда.

В Гамбурге имперские, шведские и французские представители тем временем обговаривали предварительные условия проведения мирной конференции. Фердинанд поочередно отправил трех послов, и ни один из них не убедил ни шведов, ни французов в серьезности намерений имперского правительства. «Они заменили Лютцова Курцем и Аверсберга Лютцовом. Люди разные, а разговоры те же самые» ^[1267], — жаловался французский посол. На самом деле такое положение его вполне устраивало. В Париже были убеждены: промедление принесет лишь новые неприятности Габсбургам. Под различными предлогами переговоры постоянно откладывались или переносились. Французы потребовали для герцогини Савойской особый титул, австрийцы отказались, и обе стороны были чрезвычайно недовольны, когда датчанин предложил им разумный выход из затруднительного положения ^[1268]. Австрийцы придумали еще одно затруднение: ратифицируя предварительные условия созыва конференции, они представили такой путаный документ, что французы отказались его принимать. И эта игра в жмурки продолжалась и продолжалась, и каждая из сторон обвиняла оппонента в затягивании мирного урегулирования ^[1269].

Уже тогда австрийское правительство излучало тот оптимизм, которым впоследствии всегда славилась Австрия, основывая свои надежды на лучшее даже на самых незначительных обстоятельствах. Вскоре после рейхстага умер непокорный герцог Брауншвейг-Люнебурга, а его наследники покинули шведов, чтобы договориться о мире с императором ^[1270]. Последовательными противниками императора остались только ландграф Гессен-Кассельский и изгнанник курфюрст Пфальцский. Фердинанд мог рассчитывать также на вражду между Швецией и Данией и уже определил Кристиана IV посредником на мирных переговорах, хотя и знал, что это вызовет неудовольствие Стокгольма ^[1271].

В отношениях между Швецией и Бранденбургом возникли определенные трудности. Молодая королева не захотела выходить замуж за курфюрста, разошлись союзники и во мнениях относительно принадлежности Померании. Фердинанд вполне мог рассчитывать на то, что никакой дружбы между ними не будет ^[1272].

Действительно, Вену приободрила враждебность между Швецией и Данией и напряженность в отношениях между Швецией и Бранденбургом, которая отчасти проявлялась и на театре военных действий. За два года, после смерти Бернхарда Саксен-Веймарского, ситуация на шведской стороне конфликта значительно ухудшилась. Маршал Юхан Банер служил королеве Швеции, но он был еще аристократом из древнего дворянского рода и сыном человека, преданного смерти Карлом IX за бунтарство. Как и большинство военных командующих, и не обязательно шведских, он хотел получить в Германии земли, а его поведение в последние годы убедительно свидетельствовало о том, что ему не чуждо и властолюбие. Перед людьми типа Мансфельда, Валленштейна и Бернхарда обычно открываются такие возможности, перед которыми трудно устоять. Банер был, безусловно, человеком тщеславным и не особенно обремененным угрызениями совести. Более того, уничтожение значительной части армии Горна при Нёрдлингене сразу же выдвинуло его на видное место и очень сильные позиции. В продолжение не одного года он был единственной надеждой шведского правительства. Банер служил бастионом и против имперцев, и против саксонцев, и против бранденбуржцев в Северной Германии. Он обеспечивал линию коммуникаций между Швецией и Рейном или Центральной Германией; его уход мог привести к тому, что Ришелье потерял бы интерес к альянсу с Оксеншерной, а Швеции пришлось бы заключать позорный мир.

Его армия, безденежная и вынужденная располагаться на постой там, куда ее загонял противник, утеряла все признаки воинской организованности и дисциплины, в чем признавался и сам Банер в докладах Оксеншерне. «Квартирмейстер Рамм остался в Мекленбурге, не получив от меня разрешения. Не понимаю, что с ним произошло» ^[1273], — писал он канцлеру. И затем: «Я могу давать им только обещания (заплатить)… ручаясь именем ее величества и приводя всевозможные объяснения» ^[1274]. Немного спустя он сообщал: «У нас не было бы серьезных проблем с численностью войск, если бы не бродяжничество, мародерство и грабежи… ничто не может остановить их и привести к порядку» ^[1275]. Он писал о полном отсутствии дисциплины ^[1276], о том, что пехотинцы взяли за привычку обменивать оружие на еду ^[1277], предупреждая: положение настолько скверное, что армия вот-вот развалится ^[1278].

Банер наверняка сгущал краски, поскольку армия продолжала действовать. Он, вероятно, хотел создать впечатление, будто все держится на нем, на его изобретательности и авторитете. В его самооценке была доля истины, Оксеншерна знал это, правительство в Стокгольме боялось остаться наедине с неуправляемыми и буйными бандами и должно было относиться к маршалу с повышенным вниманием. Очень быстро Банер стал для Оксеншерны таким же незаменимым человеком, каким для Ришелье был Бернхард. После смерти Бернхардалишь недостаток денег не позволил Банеру обставить Ришелье и купить и Эрлаха, и оставшуюся без призора армию ^[1279]. Банер решил утверждаться другими средствами. В 1639 году он вторгся в Богемию, и, если бы ему не помешали умелые оборонительные действия Пикколомини в Праге, нежелание крестьян поднять восстание ^[1280] и нехватка провианта, то маршал мог бы завладеть всей провинцией. «Мне и в голову не приходило, что Богемское королевство столь оскудевшее, опустошенное и разграбленное, — сообщал он Оксеншерне. — На всем пространстве от Праги до Вены полная разруха и вряд ли отыщется хотя одна живая душа» ^[1281].