Тридцатилетняя война - читать онлайн книгу. Автор: Сесили Вероника Веджвуд cтр.№ 131

Фридрих Генрих говорил по-французски как на родном языке, его мать была француженкой, он женил сына на принцессе, наполовину французского происхождения, а Амалия получала из Франции бесчисленные подарки ^[1346]. Все это наводило подозрительных голландских бюргеров на мысль о том, что дом Оранских пользуется поддержкой Франции. На этот счет не имелось никаких свидетельств, кроме, может быть, одного: правительство Франции, монархии, не очень расположенной к республиканскому строю, удостоило принца Оранского титула «Altesse» ^[1347], ^[1348] и относилось к нему так, как будто он был самим сеймом, а не статхаудером шести из семи провинций.

Религиозные трения тоже тянули голландцев больше к Испании, а не к Франции. Проблема веротерпимости для католиков в республике всегда была камнем преткновения на мирных переговорах, но испанцы по крайней мере не скрытничали. В последние годы голландцы стали подозревать французов в том, что они тоже замышляют добиться у себя религиозной чистоты, но делают это тайно и бесчестно. Во Франции один кардинал-католик сменил другого, и оба они, руководствуясь какими-то потаенными мотивами, вступили в альянс с протестантскими державами. Католики Соединенных провинций только усилили подозрения протестантского большинства, когда обратились к французской королеве с призывом встать на их защиту ^[1349].

Один из французских послов, направлявшихся в Мюнстер, остановился в Гааге. Клод д'Аво был человеком достаточно разумным, превосходно показал себя в контактах с немцами и шведами в Гамбурге, но он плохо знал голландцев. Гордый своими дипломатическими успехами, презирающий тупых голландцев и уверенный в себе настолько, что не счел нужным посоветоваться с коллегой Абелем Сервьеном, лучше разбиравшимся в ситуации, посол решил выступить перед голландским сеймом и 3 марта 1644 года заявил: король Франции всегда считал желательным, чтобы в провинциях терпимо относились к католикам ^[1350].

Его речь вызвала такую бурю негодования, что могла перевернуть утлое суденышко французско-голландского альянса. Только дополнительные разъяснения и заверения в том, что в намерениях французского правительства нет никакого злого умысла, помогли на время снять напряженность, но проблема оставалась и висела дамокловым мечом над переговорами в Мюнстере, угрожая разразиться новым конфликтом ^[1351].

Французскую дипломатию поджидала еще одна трудность. Престарелый папа Урбан VIII умер в 1644 году, и его заменил Иннокентий X. Маффео Барберини симпатизировал Франции, Джамбаттиста Памфили был ее противником. Нельзя сказать, что он был страстным поклонником Испании. В историю папства Иннокентий вписал только свое имя. Всегда унылый, нервозный и преисполненный благих намерений, он не был ни плохим, ни хорошим папой. Вообще его с большой натяжкой можно было бы назвать папой римским. Потомки знают о нем не по его делам, а потому, что его портрет написал Веласкес. Он жил в Ватикане, играл в шары в саду, подписывал буллы и исполнял время от времени обязанности святого отца, но вся его политическая и личная жизнь была оккупирована амбициозной невесткой, которая использовала его положение и в достижении своих целей, и в разрешении личных конфликтов. Что касается исполнения роли святого отца, то, как заметил один недоброжелатель, даже дети убегали от него: «tant il etait effroyable a voir» ^[1352]. ^[1353]

Избрание Иннокентия, которое сразу же объявили simoniaca ^[1354], ^[1355] лишило французское правительство очень ценной подпоры. Французский католический средний класс не возражал против фантастического протестантского альянса Швеции, Республики Соединенных провинций, Гессен-Касселя, Хайльброннской лиги, созданного на деньги католического «казначея» — Франции, только потому, что его благословил папа римский. Кроме того, Урбан успел послать на мирный конгресс в Мюнстер в качестве представителя Ватикана своего человека — Фабио Киджи. Мазарини опасался, что теперь Иннокентий отзовет Киджи и направит вместо него какого-нибудь испанского или купленного Испанией нунция ^[1356]. Однако ему не стоило беспокоиться: Иннокентий не относился к числу деятельных людей, и Киджи остался в Мюнстере. Его больше должна была тревожить Италия, где политика нового папы привела к разрыву дипломатических отношений между Парижем и Ватиканом и шумной ссоре на Итальянском полуострове ^[1357]. Эти новые катаклизмы раздражали и дорого обходились, но они в конечном счете не слишком повлияли на мирный конгресс в Вестфалии.

В долгосрочном плане позиции Франции не ослабли до такой степени, чтобы порадовать испанцев и оправдать их надежды, которые они лелеяли в 1644 году. Мадриду оставалось извлекать пользу из текущих событий, стремления Соединенных провинций к миру, их нарастающего недовольства Францией, из того, что Франция лишилась папской поддержки, и добиваться выгодного для себя мирного урегулирования. Надежды на войну рухнули при Рокруа; теперь испанцы ухватились за дипломатию.

По французским понятиям, конгресс в Мюнстере и Оснабрюке должен был подвести черту под войной в Германии — иными словами, принудить императора к миру и таким образом отторгнуть его от Испании. Меньше всего Мазарини хотел заключения всеобщего мира с участием Испании. Ей не следовало позволять, выкарабкавшись из войны, залечить раны и через десять лет вновь вступить в борьбу с Францией. Ее надо изолировать, и пусть она воюет до последнего солдата. Каково же было негодование французских послов, когда они, проделав долгий и утомительный путь по раскисшим от тающего снега дорогам ^[1358], в марте 1644 года прибыли в Мюнстер и увидели там не только имперского, но и испанского делегата! Они тут же отказались признавать испанца, ссылаясь на то, что в его верительных фа-мотах король Испании представлен как король Наварры и Португалии и герцог Барселоны ^[1359]. Французы напомнили: их монарх является королем Наварры и герцогом Барселоны, а королем Португалии они считают Жуана Брагансу. Создав испанскую проблему, французские дипломаты настояли на том, чтобы отложить встречи, и предались дебатам с испанским представителем по поводу первенства их сюзеренов ^[1360].