1812. Великий год России - читать онлайн книгу. Автор: Николай Троицкий cтр.№ 102

Что касается партизанских отрядов крестьян, то ни руководить ими, ни координировать их действия так же регулярно, как это было с войсковыми партизанами, штаб Кутузова не мог. Но Кутузов решительно (и в этом его великая заслуга перед Россией) поощрял народную войну, обязывал армейских партизан и собственный штаб «мужиков ободрять подвигами, которые оказали их товарищи в других местах», а главное, «отобранным от неприятеля оружием вооружать крестьян» (20. Ч. 1. С. 406, 407; Ч. 2. С. 442). Разумеется, трофейного оружия на всех не хватало. Большая часть партизан-крестьян вооружалась своими орудиями труда — топорами, косами, вилами (крестьяне тогда говорили: «На француза и вилы — ружье») ^[1024] — или самодельными приспособлениями, вроде того, под названием «пыряло с зубом», которое демонстрируется ныне в Музее-панораме «Бородинская битва»: «Пырялом» надо было пырнуть врага, а «зубом» стащить его с лошади. Как бы то ни было, забота главного командования русской армии о вооружении той самой «черни», которая нагоняла на феодальных хозяев России страх не меньший, чем на французских захватчиков, скрепляла патриотическое единство народа с армией.

Русская армия черпала тогда силы в общенародной поддержке, а народ вдохновлялся поддержкой армии. Это и сделало губительной для французского нашествия «дубину народной войны», которая после сдачи Москвы «поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие» ^[1025].

середине октября 1812 г. соотношение сил на всем театре войны резко изменилось в пользу России.

Наполеон в Москве имел тогда около 116 тыс. человек (39. Т. 2. С. 315), Кутузов в районе Тарутина — 130 тыс. человек регулярных войск и казаков и как минимум 120 тыс. ополченцев (16. С. 222) ^[1026]. Артиллерии у Кутузова тоже было больше, чем у Наполеона: 622 орудия против 569 (20. Ч. 1. С. 361; 39. Т. 2. С. 315). Такого же перевеса в силах русские добились и на флангах. На севере корпус П.Х. Витгенштейна (который с 27 октября, после объединения с корпусом Ф.Ф. Штейнгейля, стал называться армией) ^[1027], Петербургское и Новгородское ополчения и рижский гарнизон И.Н. Эссена, вместе взятые, располагали 68 тыс. человек против 52 тыс. у Ж-Э. Макдональда (включая прусский вспомогательный корпус), Н.-Ш. Удино и Л.-Г. Сен-Сира (2. С. 519; 3. Т. 2. С. 426; 26. Т. 17. С. 258, 359, 371; 39. Т. 2. С. 173–174). На юге в результате соединения 3-й Западной и Дунайской армий у П.В. Чичагова стало без малого 83 тыс. человек, что вместе с 12,5-тысячным отдельным корпусом Ф.Ф. Эртеля обеспечивало русским двойной перевес против корпусов К.Ф. Шварценберга, Ж.-Л. Ренье и отдельной польской дивизии Я.Г. Домбровского общей численностью 46 тыс. человек (26. Т. 17. С. 355–356; 39. Т. 2. С. 190). Даже прибытие в Смоленск 9 октября 30-тысячного резервного 9-го корпуса «Великой армии» под командованием маршала К. Виктора (20. Ч. 2. С. 174), который мог в случае необходимости помочь и северному и южному флангам французов, не меняло соотношения сил, повсеместно определившегося в пользу России.

Кроме того, теперь заявил о себе и русский флот. Вообще при Александре I он был «в забросе» ^[1028]. Преданы были забвению его славные традиции, отстранены от дел лучшие флотоводцы — Ф.Ф. Ушаков и Д.Н. Сенявин. Корабельным флотом командовал англичанин Е.Е. Тет, гребным — немец А.В. фон Моллер, военно-морское министерство возглавлял француз И.И. Траверсе. В начале войны флот бездействовал, но, как не без оснований полагал Н.Д. Каллистов, его неуязвимость для французов была одной из главных причин, заставивших Наполеона отказаться от наступления на Петербург ^[1029]. В сентябре же и корабельный и гребной флот на Балтике пришел в движение: моряки перевезли из Финляндии корпус Штейнгейля, а 29 сентября освободили Митаву, занятую еще в июле пруссаками из корпуса Макдональда ^[1030]. Тем самым флот тоже подготавливал условия для русского контрнаступления.

При том соотношении сил, которое сложилось к середине октября, переход русских войск в контрнаступление стал вполне назревшей задачей. Важно было определить время и место первого удара. 15 октября генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь предложил план нападения на авангард «Великой армии» под начальством И. Мюрата, который беспечно располагался на р. Чернишне в 6 км от русского лагеря. Мюрат имел всего 20 тыс. человек (3. Т. 2. С. 469; 39. T. 2. С. 215), однако штаб Кутузова исчислял его силы «тысяч в 50» (20. Ч. 2. С. 16), поэтому предполагалось окружить и уничтожить их силами почти всей русской армии: семи пехотных и четырех кавалерийских корпусов, казаков и даже партизан (2. С. 496–497). Кутузов одобрил этот план и приказал всем корпусам выступать из Тарутина к Чернишне с 18 часов 16 октября, чтобы за ночь выйти во фланг и в тыл противнику и атаковать его на рассвете 17-го (Там же. С. 494). Но в 20-м часу 16-го Кутузов узнал, что корпусные командиры еще не получили диспозицию к атаке. Рассерженный фельдмаршал отменил атаку и потом вновь назначил ее на 18 октября (20. Ч. 2. С. 9, 12–13).

Главная роль в сражении отводилась трем ударным колоннам правого крыла русской армии под общим командованием барона Л.Л. Беннигсена. Кутузов, согласно диспозиции, должен был находиться на левом крыле (2. С. 496; 20. Ч. 2. С. 5–6). Выступили в полночь. «Палаши были обернуты полотенцами, чтобы не стучали, — вспоминал участник атаки. — Разговаривать и курить было строго запрещено. Таким образом зашли чуть свет в тыл к французам» ^[1031].