История Венецианской республики - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 153

Папа не настаивал, и сэр Генри продолжал спокойно совершать свои богослужения в течение всех четырнадцати лет, что был послом в Венеции. ^[275] Но в марте 1605 года папа Климент умер, и — после правления Льва XI, которое продолжалось всего двадцать шесть дней и не было примечательно ничем другим — на папский престол взошел Павел V. Камилло Боргезе, несмотря на выдающуюся церковную карьеру, похоже, был искренне удивлен своим избранием, которое он мог объяснить только как знак свыше, данный ему, чтобы уничтожать ересь и устанавливать верховную власть церкви, согласно букве канонического права. Папские легаты стали еще чаще добиваться аудиенций у дожа, чтобы возражать и протестовать против проводимой им церковной политики. Почему сенат недавно запретил возведение новых церковных зданий в городе без специального разрешения? Почему он недавно также запретил отчуждение светской недвижимости в пользу церкви, таким образом лишая ее выгодного наследства от благочестивых венецианских семейств? Венеция тщетно возражала, что стало невозможно содержать даже существующие церкви и монастыри, которые уже заняли половину территории города; или что, с тех пор как папа Климент издал указ, по которому церковная собственность не может быть продана мирянам, соответствующий закон был необходим, чтобы предотвратить отчуждение все большего количества земли из рук республики. Такие аргументы просто не принимались, и папские послания начали приобретать угрожающий характер.

Таким образом, с самого начала правления Павла определились два противника, ни в чем не желающих уступать. Венеция делала все возможное, чтобы сохранить дружественные отношения, и даже зашла так далеко, что возвела семейство Боргезе в ранг венецианских аристократов — поступок, доставивший удовольствие пале, который послал благодарственное письмо, полное лести и похвал; но покров любезности не мог держаться долго. Не прошло и года с момента избрания Павла, как произошли три события, любое из которых могло бы ускорить наступающий кризис.

Первым из них была смерть венецианского патриарха, Маттео Дзане, и назначение сенатом его преемника, Франческо Вендрамина. В таких случаях традиционно в Венеции было принято, в порядке любезности, просить Ватикан утвердить новую кандидатуру преемника. Однако, когда пришло время назначения Дзане, Климент VIII ответил, что такое утверждение больше не будет дано просто так, и настаивал, чтобы новый патриарх лично явился в Рим для утверждения. Сначала Венеция отказалась, но потом дала согласие на поездку Дзане в Рим при условии, что тот поедет не для проверки, а просто чтобы удостоиться чести получить у папы личную аудиенцию. Теперь же, с назначением Вендрамина, ответ папы Павла был тем же, что и его предшественника, но в еще более резких выражениях. И снова Венеция, как и раньше, была готова к компромиссу, но на этот раз папа был непреклонен. Вопрос все еще не был урегулирован, когда снова разразилась буря.

Или, точнее, целых две бури, но настолько похожих и грянувших с таким небольшим интервалом, что их можно практически считать за одну. Эти разногласия касались двух мнимых священников, Скипио Сарачени (который, как впоследствии выяснилось, никогда не получал духовного сана) и Маркантонио Брандолина, которые в августе и сентябре соответственно предстали перед Советом десяти. Первый — за настойчивые посягательства на честь своей племянницы, после отказа он публично оклеветал и оскорбил девушку и вымазал ее парадную дверь грязью. Второй — по словам его знатного дяди, который выдвинул обвинения, — за «убийства, мошенничества, изнасилования и жестокость к своим подчиненным». В каждом случае Совет десяти приказал немедленно провести расследование и, когда оба обвиняемых оказались действительно виновны, взял на себя ответственность судить и наказать обоих преступников. Тотчас же папа забыл о своем возведении в венецианский дворянский чин и снова перешел в словесное наступление. Эти двое обвиняемых, поскольку принадлежат к духовенству, находятся вне юрисдикции республики, которая не имеет права держать их в тюрьме. Они немедленно должны быть переданы церковным властям, которые затем предпримут любые действия, какие сочтут нужными.

До конца осени 1605 года продолжался спор, атмосфера все более накалялась и к концу года крайне обострилась. Затем, в середине декабря, при отношениях, быстро достигших критического состояния, Венеция назначила своим представителем в Риме некоего Леонардо Дона, опытного дипломата, который представлял свою страну в Испании и в Константинополе и был ветераном многих дипломатических битв при папском дворе. Было уже слишком поздно. Дона был еще на пути через Апеннины, когда папа приказал отправить в Венецию два послания. Одно касалось вопроса церковной собственности, другое — дел Сарачени и Брандолина. Если Венеция тотчас же не отменит свои решения и не отдаст двух узников, то будет отлучена от церкви.

Послание было вручено рождественским утром, и поэтому его вскрыли не сразу. Оно все еще было не прочитано, когда тем же вечером умер старый дож; ^[276] и его не прочли до тех пор, пока не избрали его преемника. Этим преемником стал не кто иной, как сам Леонардо Дона. Его поспешно отозвали обратно из Рима, и именно он наконец распечатал папский ультиматум. Это грозное сообщение находилось в Венеции уже больше 15 дней, и отношение папского нунция к республике не оставляло никаких сомнений в его содержании. Поэтому нового дожа удивил только тот факт, что неаккуратный секретарь в папской курии не послал второе из двух бреве, нечаянно положив на его место копию первого. Наступил неизбежный кризис. Поскольку о капитуляции не шло и речи, республика должна была приготовиться к противостоянию. Но каким оружием сражаться? Время дипломатии прошло; теперь битву нужно было перенести во вражеский лагерь. Павел V, как было хорошо известно, считал себя юристом; и теперь Венеции, чтобы представить, аргументировать и защитить свою правоту перед остальным миром, требовался знаток канонического права, который также был бы богословом, диалектиком, политиком и философом, человеком, глубоко сведущим в церковной истории, и оратором, который мог бы приводить доводы с доходчивостью и безжалостной логикой, поворачивая все аргументы папы против него самого. Сенат не колебался. Он пригласил Паоло Сарпи.

К сожалению, причем как для автора, так и для его читателей, в этом рассказе почти не будет речи о жизни великих личностей. За исключением дожей — и даже они выглядят расплывчато, потому что при достижении верховной власти у них остается немного возможностей выразить себя, — в этой истории немногие предстают людьми из плоти и крови, достойными нашего почитания, ненависти или даже презрения и которым тем не менее было дозволено влиять на развитие событий. Паоло Сарпи как раз был таким человеком; но, как бы ни были мы признательны ему за привнесение толики человеческого тепла на эти страницы, наш долг перед ним — ничто по сравнению с тем, чем ему была обязана Венеция, которую он провел через последний и самый тяжелый религиозный кризис в ее истории.