История Венецианской республики - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 168

Когда он понял, что генерал-капитан не сдвинется с места, Ла Фейяд, открыто выражая недовольство нерешительностью венецианцев, объявил, что намеревается подготовить собственную атаку без поддержки с их стороны. Что, собственно, и произошло 16 декабря, когда он, символически вооружившись хлыстом, возглавил войско, насчитывавшее (как уже было сказано) не 500, а лишь 280 солдат. Турки свирепо отразили эту атаку, однако французы, несмотря на свою безрассудную храбрость, продемонстрировали нечеловеческое мужество и отогнали турок на 200 ярдов, удерживая захваченную территорию в течение двух часов, уничтожив около 800 воинов противника до того, как вновь прибывший батальон турецких янычар все-таки заставил их ретироваться. Граф де Вильмор, граф де Таван и еще около 40 солдат были убиты, более 60 — тяжело ранены, в том числе маркиз Обюссон. Ла Фейяд, истекающий кровью из-за нанесенных ему трех ран, был последним, кто вернулся в крепость.

Атака была великолепна, однако она не помогла ни Венеции, ни Криту. Когда она завершилась, многие молодые герои оказались ранены. Они отбыли в течение недели, но многие их них — даже те, кто чудом остался невредимым, — никогда больше не увидели Франции. С острова они увозили страшный груз — чуму.

Вскоре после того, как оставшиеся в живых высадились в Тулоне, другая армия, еще более многочисленная, профессиональная и лучше экипированная, направилась из Франции в Кандию. В конечном итоге послу Венеции — Джованни Морозини, родственнику знаменитого генерал-капитана — удалось убедить Людовика XIV как представителя христианства взять ответственность на себя. И уже весной 1669 года была оказана первая помощь с его стороны — 6000 солдат, 300 лошадей и 15 пушек, которые доставили флотом из 27 транспортных и эскортом из 15 военных кораблей. Но даже тогда Людовик XIV попытался скрыть это от своих турецких друзей: флот двигался не под флагом французского королевского дома, а под папским флагом с перекрещенными ключами.

Отряд в составе примерно 4000 крепких солдат, возглавляемый герцогом Бофором и герцогом Ноэлем, прибыл 19 июня. Они были потрясены тем, что увидели. Один из офицеров написал:

Тотчас же история Ла Фейяда начала повторяться, поскольку вновь прибывшим не терпелось вступить в бой.

Они даже отказались ждать остальную часть солдат и начали собственную атаку на рассвете 25 июня. Начало было неудачным: первые солдаты, по которым они открыли огонь, оказались немецким отрядом, прибывшим совсем недавно для того, чтобы оказать им поддержку. Прежний приказ был изменен, теперь они с тем же успехом атаковали турецкие орудийные позиции. Потом от случайного выстрела загорелась пороховая бочка на одной из поспешно оставленных батарей. Турецкие саперы проявили героизм; их операции по минированию стали главным этапом осады, и разрушенные оборонительные сооружения явились результатом подземных взрывов. По французским шеренгам прошел слух о том, что вся территория, на которой они находятся, заминирована и что батарея была скрытым шпуром и только что прогремевший взрыв — это первый из серии взрывов, которые и мокрого места от них не оставят. Началась паника. Солдаты в ужасе стали разбегаться, сбивая на ходу друг друга. Видя это внезапное и необъяснимое бегство, турки перегруппировались и начали контратаку. Пять сотен французских солдат было убито, а через некоторое время их головы были насажены на копья и с ликованием представлены главному визирю. Эта участь не миновала и герцога де Бофора, и графа де Розана — племянника знаменитого Тюренна, — и даже монаха ордена капуцинов, сопровождавшего армию в качестве священника.

Пять сотен солдат из 6000 — это не такая уж большая потеря; через четыре дня прибыла остальная часть армии короля Людовика, и Морозини начал планировать следующую атаку на Ханью. Но дух его новых союзников был уже сломлен. 24 июля французские солдаты с 70 орудиями подошли слишком близко к турецкой береговой батарее, и их снесло водой. Несколько дней спустя герцог Ноэль невозмутимо сообщил генерал-капитану, что он отправляет армию обратно домой. Не помогли ни торжественные заявления, ни мольбы и угрозы, ни обращения оставшихся в живых горожан, даже громогласные речи проповедников не оказали должного воздействия. 21 августа французский флот поднял якоря. Глубокое отчаяние овладело всеми, часть папских союзных войск и часть армии Священной Римской империи и Мальтийского ордена также отплыли на запад. Остался только Морозини и его гарнизон; главный визирь Ахмед начал атаку.

Каким-то образом эта атака была отражена; но генерал-капитан знал, что в конце концов они потерпят поражение. В его гарнизоне осталось всего 3600 человек. В тот год подкрепления не ожидалось, от оборонительных сооружений остались одни руины, у Морозини не было надежды на то, что он сможет удержать Кандию до следующей зимы. Если бы он теперь пошел на уступки, а не ждал неизбежного взятия города штурмом, он мог бы обеспечить подходящие, даже достойные условия. Надо сказать, что у Морозини не было права вести переговоры от имени республики, но он знал, что, по крайней мере, в трех случаях — впервые в 1647 году, потом в 1657 и в 1662-м — вопрос о мирных переговорах активно обсуждался в сенате, и каждый раз эта идея встречала поддержку. В любом случае сейчас у него был хоть и маленький, но реальный шанс.

Переговоры назначили на 6 сентября 1669 года. Главный визирь, который искренне восхищался Морозини, был великодушен. Венецианцы могли беспрепятственно покинуть город в течение двадцати дней, в случае плохой погоды этот срок можно было продлить. Взамен они должны были оставить всю артиллерию, которая уже была в городе до начала осады, остальное могли забрать с собой. Турки становились хозяевами города, но Венеция могла сохранить за собой острова Грабузу на северо-западе. Суду, которую никогда не захватывали, и крепость на острове Спиналонга возле современной деревни Элунда.

Таким образом 26 сентября, после сорока пяти лет оккупации и двадцати двух лет осады, флаг Святого Марка был снят с цитадели Кандии, и оставшиеся представители республики, включая последнего дожа колонии, Заккарию Мочениго, который едва ли влиял на ход переговоров, вернулись в свой родной город. А вместе с ними практически все жители Кандии, поскольку никто из них не пожелал остаться под властью турок. Для Венеции это стало концом эпохи. И хотя на карте Эгейского архипелага еще оставалось два или три места, где правил крылатый лев, правда, он больше не ревел, да и рычание его было едва слышным, но Крит являлся последним крупным владением за пределами Адриатики, и его утрата означала окончательную потерю не только власти, но и фактического присутствия в Восточном Средиземноморье.