Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Пайпс cтр.№ 124

Чехо-словаки сражались яростно и умело. Они считались авангардом. Но — авангардом чего? Союзники не спешили к ним на помощь, хотя щедро слали им приказы и рекомендации. Не больше пользы было и от русской антибольшевистской оппозиции. По совету союзников чехо-словаки попытались объединить российские политические группировки Поволжья и Сибири, но это оказалось безнадежной задачей. 15 июля представители Комуча и Омского правительства собрались на конференцию в Челябинске, однако не смогли достичь соглашения. Провалом закончилась и вторая российская политическая конференция, проходившая 23–25 августа. Препирательства русских раздражали чехов.

Комуч попытался сформировать армию, которая стала бы сражаться вместе с чехо-словаками и другими союзниками, но не слишком в этом преуспел. 8 июля он объявил о создании добровольческой Народной армии под общим командованием генерала Чечека. Но, как в этом уже убедились большевики, российскую армию нельзя было создать на добровольной основе. Особенно досадным для Комуча стал опыт вербовки крестьян, которые, хотя и были яростными антикоммунистами, тем не менее отказывались идти в армию на том основании, что революция освободила их от всех обязательств по отношению к государству. Сумев собрать всего 3000 добровольцев, Комуч учредил воинскую повинность и в течение августа рекрутировал 50 000 — 60 000 человек, из которых лишь 30 000 имели оружие и лишь 10000 прошли военную подготовку¹⁹⁵. По оценке военного историка генерала Н.Н.Головина, в начале сентября силы, находившиеся в Западной Сибири и выступавшие на стороне Четверного согласия, складывались из 20 000 чехо-словаков, 15 000 уральских и оренбургских казаков, 5000 фабричных рабочих и 15 000 бойцов Народной армии¹⁹⁶. Эти многонациональные силы не имели ни единого командования, ни общего политического руководства.

В это же время Троцкий энергично формировал свои вооруженные силы на востоке. Данное в конце июня кайзером обещание не причинять вреда советской России позволило ему перебросить латышские полки с запада на Урал, где они первыми вступили в бой с чехо-словаками. Затем он стал спешно наращивать численность Красной Армии, привлекая в нее тысячи бывших царских офицеров и сотни тысяч новобранцев. Он снова ввел смертную казнь за дезертирство и стал применять ее очень широко. Первые успехи Красной Армии в борьбе с чехо-словаками были заслугой латышей: 7 сентября они отвоевали Казань, а пять дней спустя — Симбирск. Сообщения об этих победах вызвали ликование в Кремле, ибо знаменовали перелом в судьбе большевиков, которые снова почувствовали себя на волне событий.

* * *

Но все это должно было произойти позже. 1 августа, когда в Кремле узнали о высадке союзников в Архангельске, ситуация казалась безнадежной. На востоке чехо-словаки занимали один город за другим и уже контролировали все среднее Поволжье. На юге донские казаки под командованием генерала Краснова приближались к Царицыну, взятие которого сделало бы возможным соединение с чехо-словаками и создание непрерывного антибольшевисткого фронта от Среднего Поволжья до Дона. И вот теперь на севере появились крупные англо-американские силы, по всей видимости, собиравшиеся предпринять наступление в центральную Россию.

В создавшемся положении большевики видели только один выход, и выходом этим была германская военная интервенция. Они решили обратиться с такой просьбой к Германии 1 августа, на следующий день после того, как Хельфферих заверил Чичерина, что немцы будут продолжать оказывать поддержку советскому правительству. Встреча, на которой, как считается, было принято это решение, обозначена в коммунистических источниках как заседание Совнаркома, но так как ни в каких документах в этот день не зафиксировано заседание кабинета, можно с уверенностью сказать, что решение принял сам Ленин, вероятно, посоветовавшись с Чичериным. Русские собирались предложить немцам открыть совместные военные действия против сил Антанты и тех, кто выступал в поддержку Антанты. Красная Армия, состоявшая в то время главным образом из латышских частей, должна была занять позиции к северу от Москвы, чтобы оборонять столицу от предполагаемого наступления сил Четверного согласия, а Германская Армия — выступить из Финляндии против англо-американского экспедиционного корпуса и с Украины — против Добровольческой армии.

О том, что в Кремле было принято такое решение, мы знаем в основном из воспоминаний Хельффериха, которого поздно вечером 1 августа неожиданно посетил Чичерин. Как сказал нарком по иностранным делам, он пришел прямо с заседания кабинета министров, чтобы просить, от имени Совнаркома, германской военной интервенции ^[170]. Вот что пишет Хельфферих о предложении Чичерина: «Ввиду сложившегося общественного мнения открытый военный союз с Германией невозможен; но возможны параллельные действия. Его правительство собирается сосредоточить свои силы в Вологде, чтобы защитить Москву. Условием параллельного действия является то, что мы не оккупируем Петроград; желательно также, чтобы мы не входили в Петропавловск. В действительности такой подход означал, что, желая получить возможность защитить Москву, советское правительство вынуждено было просить нас защитить Петроград». Предложение большевиков предполагало, что немецкие войска, расположенные в Прибалтике и (или) Финляндии, войдут на территорию советской России, установят оборонительные линии вокруг Петрограда и поведут наступление на Мурманск и Архангельск, чтобы изгнать оттуда войска Четверного согласия. Но это было еще не все: Чичерин «был не меньше обеспокоен событиями на юго-востоке <…> После того, как я задал ему ряд вопросов, он наконец сформулировал, какого рода вмешательства они ждут от нас: «Мощный удар по Алексееву, и никакой в дальнейшем [германской] поддержки Краснову». Здесь, как и в случае действий на севере, и по тем же причинам, возможен был не открытый военный союз, но фактическое сотрудничество; однако это было необходимо. Этим шагом большевистский режим призывал Германию ввести свои войска на территорию Великороссии»¹⁹⁷.

Хельфферих передал просьбу большевиков в Берлин, суммировав ее в краткой формуле: «молчаливое согласие большевиков на нашу интервенцию и согласованные параллельные действия»¹⁹⁸. Одновременно он послал отчет, содержавший пессимистическую оценку ситуации в России. Главным источником авторитета большевиков, писал он, является широко бытующее убеждение, что их поддерживает Германия. Но на таком фундаменте нельзя всерьез строить политику. Он предлагал, чтобы Германия продолжила переговоры с теми антибольшевистскими группами, которые не симпатизируют Антанте, в том числе с Правым центром, латышами и Сибирским правительством¹⁹⁹. По его мнению, если Германия просто демонстративно заявит, что перестает оказывать помощь большевикам, их противники поднимут голову и сами их свергнут.

И вновь рекомендации московского посольства были отклонены; на сей раз это сделал Пауль фон Хинце. Большевики, конечно, не друзья, рассудил он, но они «в полной мере» позаботились об интересах Германии, сумев парализовать Россию в военном отношении²⁰⁰. Рекомендации Хельффериха пришлись ему настолько не по душе, что 6 августа он вызвал его в Берлин. После этого посол так и не возвратился к своим обязанностям, которые исполнял менее двух недель. Хинце решил вообще ликвидировать беспокойное германское посольство в Москве, чтобы оно более не вмешивалось в германо-советские отношения. Через несколько дней после отъезда Хельффериха все сотрудники посольства упаковали вещи и направились в Псков, а затем в Ревель, находившиеся в то время под немецкой оккупацией. С исчезновением германского посольства в России центр советско-германских отношений переместился в Берлин, где Иоффе, выступая от имени своего правительства, вел все переговоры по подготовке торговых и военных соглашений, заключенных двумя странами в конце августа ^[171].