Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 223

При Жане Кальвине Женева стала городом совсем не простым. Он составил конституцию теократического государства, которое служило основой для невиданно широкого осуществления самоуправления. Богохульство и колдовство наказывались смертной казнью, но для людей того времени в этом не было ничего удивительного. Супружеская измена тоже считалась уголовным преступлением в большинстве европейских стран, и наказание за нее назначалось церковными судами. Но в Женеве времен Кальвина к этому преступлению относились намного серьезнее и ввели за него смертную казнь; виновных в супружеской измене женщин топили в водоемах, а мужчин лишали головы (отметим очевидный отход от обычной уголовной практики европейского общества, в котором главная роль принадлежала мужчинам, а женщин считали созданиями нравственно и умственно отсталыми, заслуживавшими соответствующего снисхождения, в том числе более умеренного наказания, чем мужчины). Суровые наказания к тому же предназначались для преступников, виновных в распространении ереси.

Произойдя из Женевы, в которой воспитывались пасторы кальвинизма, новая секта пустила корни во Франции, где к ней присоединились новообращенные из благородной среды, и к 1561 году на ее территории насчитывалось больше двух тысяч конгрегаций (приходов кальвинистов). В Нидерландах, Англии и Шотландии и, в конце концов, в Германии эта секта стала теснить традиционное лютеранство. Кальвинизм также проник в Польшу, Богемию и Венгрию. По силе своего проникновения кальвинизм на заре распространения превосходил лютеранство, которое, кроме Скандинавии, никогда не могло укорениться за пределами немецких земель, народ которых первым в него поверил.

Разнообразие протестантской Реформации затрудняет ее оценку и упрощение. Сложная и глубоко укорененная по своему происхождению, она многим обязана складывавшимся тогда в Европе обстоятельствам, а по последствиям и материальным выражениям она отличается большим разнообразием, богатством и большой перспективой овладения массами. Если к названию «протестантизм» отнестись с достаточной серьезностью как к показателю фундаментальной самости, лежащей в основе беспорядка множества его проявлений, то эта самость обнаруживается в его влиянии и плодах. Протестантизм сыграл подрывную роль внутри христианства. В Европе и Америке (Северной и Южной) на его основе возникли новые разновидности духовной культуры, основанные на познании Библии и проповеди, которой протестанты придавали важность, иногда превосходящую важность причастия. Протестантизму предстояло определить образ жизни миллионов своих приверженцев, приучившихся к новому и тщательному выстраиванию стиля личного поведения и сознания (тем самым по иронии судьбы протестанты постигли то, что давно искали римские католики), и при нем восстановили право духовенства на создание семьи. Беда в том, что протестанты отвергли (или, по крайней мере, подвергли сомнению) все существующие церковные атрибуты и создали новые политические силы в образе церквей, которыми князья теперь могли пользоваться в собственных интересах – часто против пап римских, представлявшихся в их глазах такими же князьями, как они сами. Протестантство совершенно справедливо рассматривалось сторонниками и противниками одинаково как один из факторов, определявших очертания современной Европы, а за ней и всего мира.

Однако ни лютеранство, ни кальвинизм не вызвали первого в истории Европы отрицания папской власти нацией-государством. В Англии единственное в своем роде религиозное изменение возникло практически случайно. Новая династия Тюдоров происхождением из Уэльса утвердилась в конце XV века, и второй король этой линии Генрих VIII столкнулся с папством по поводу его желания расторгнуть первый из его, как позже окажется, шести браков, чтобы заключить второй брак и произвести на свет наследника престола. Желание его понять в принципе можно. В результате все закончилось ссорой и появлением одного из самых знаменитых воззрений светской власти за все XVI столетие; все это сыграло значительную роль в определении будущего Англии. Заручившись поддержкой своего парламента, послушно принявшего нужный закон, Генрих VIII провозгласил себя главой церкви в Англии. С точки зрения догматов церкви он не затевал никакого разрыва с прошлым; английский король, в конце-то концов, служил «защитником веры», назначенным папой римским из-за отлучения Мартина Лютера от августейшей паствы (его преемник все еще носит тот же титул). Но утверждение королевского верховенства открыло путь к отделению англиканской церкви от Рима.

Признанное право на такое отделение в скором времени получило подкрепление в виде роспуска монастырей и некоторых прочих церковных учреждений, а также распродажи их имущества пожелавшим его приобрести представителям аристократии и мелкопоместного дворянства. Церковники, признавшие новые догмы, при следующем правителе захотели в значительной мере сдвинуть церковь Англии в сторону континентальных протестантских представлений. Со стороны населения на это устремление последовала неоднозначная реакция. Кто-то видел в нем отражение старых национальных традиций расхождения во взглядах с Римом; у кого-то новшества вызвали негодование. Из запутанных дебатов и невнятной политики властей возник литературный шедевр под названием «Книга общей молитвы», а также появилось несколько мучеников одновременно со стороны католиков и протестантов. Возвращение к папской власти (и сжигание протестантских еретиков) случилось при четвертом правителе династии Тюдоров, несправедливо названной и несчастной Марии Кровавой, королевы Англии с возможно самой трагической судьбой. К этому времени, кроме того, проблема религии неразрывно переплелась с национальными интересами и внешней политикой, так как государства Европы все больше расходились по причинам религиозного свойства.

Английская Реформация, как и в Германии послужившая вехой на пути эволюции национального самосознания, всем вышеперечисленным не ограничивалась: есть смысл обратить внимание еще на некоторые заслуживающие того моменты. Ее провели в соответствии с парламентским актом, и для церковного становления требовалось решить проблему системного значения, которая состояла в обозначении пределов законодательной власти. С вступлением на престол сводной сестры Марии Елизаветы I религиозный маятник качнулся в противоположном направлении, хотя долгое время оставалось неясным, насколько далеко он может отклониться. Все же Елизавета настояла на том (и ее парламент издал соответствующие законы), чтобы за нею сохранились основные атрибуты положения ее отца; английская церковь или Англиканская церковь (как ее можно впредь называть) утверждалась в качестве католической в догмате, но ее основой служило верховенство английского монарха. Обратите внимание на то, что это верховенство признавалось в силу парламентского акта, однако Англии предстояло в ближайшее время вступить в войну с королем-католиком Испании, прославившимся своим намерением искоренить ересь на всех завоеванных им землях. Итак, протестантизмом определилось еще одно дело национального масштаба.

Реформация способствовала выживанию английского парламента, когда остальные представительные органы Средневековья пали перед монархической властью, хотя этим ее роль далеко не ограничивалась. Королевство, объединенное с англосаксонских времен совсем без провинциальных ассамблей, которые могли бы с ним поспорить, значительно облегчило задачу парламента, сосредоточившегося на национальной политике в большей степени, чем какое-либо еще подобное учреждение где бы то ни было. Свою положительную роль сыграла и королевская беспечность; Генрих VIII упустил прекрасную возможность для создания прочного основания для абсолютной монархии, когда одним махом ликвидировал массу собственности – размером приблизительно в одну пятую часть земли всего своего королевства, – которая ненадолго попала в его распоряжение в результате расформирования монастырей. Как бы там ни было, при соответственном взвешивании такого рода мелочей сам факт того, что Генрих VIII избрал поиск одобрения его воли в создании национальной церкви со стороны национального органа представительной власти, по-прежнему видится одним из самых радикальных решений в истории парламентаризма.