Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 258

Зато исчезли связанные с рабством человеческие страдания, и теперь нам уже не дано их измерить, причем не просто в физических трудностях (африканец на вест-индской плантации мог прожить считаные годы, даже если бы перенес ужасные условия путешествия морем), а и в психологических и эмоциональных трагедиях этого массового переселения. Степень проявлявшейся жестокости не поддается измерению; с одной стороны, существуют свидетельства в виде оков и козел для порки, с другой стороны, воспоминания о широком распространении этих орудий пыток в европейской жизни тоже, и о том, что во главу угла ставился личный интерес, толкавший плантаторов на возвращение своих капиталовложений. О том, что это не всегда удавалось, показывают восстания рабов. Хотя мятежи поднимались не часто, кроме Бразилии, и этот факт тоже требует своего осмысления. Рабство достигло новой и качественно отличавшейся стадии с появлением плантаций, образованных в Америке, то есть стадии человеческой эксплуатации, на которой нарушители человеческой морали и их жертвы одновременно соглашались со своими ролями. В этом смысле Новый Свет родился в условиях неволи.

Практически нигде не регистрировавшийся ущерб, нанесенный народам Африки, оценить еще труднее, поскольку его свидетельства требуют гораздо больше гипотез. Судя по последним исследованиям, напрашивается вывод о том, что работорговля оказала прямое, практически непоправимое негативное экономическое и социальное воздействие на те части Африки, где она по большому счету велась. Внезапное сокращение населения, непредсказуемость условий жизни, а также постоянный страх встречи с группами иноземцев – все это вместе привело к социальным бедствиям. Хроническое ощущение опасности кое-кто из экономистов называет причиной низкого уровня производства, сохранявшегося в определенных районах Африки до самого XX века. Проблемы Африки сегодня можно в большей степени связать с рабством, чем это осознает большинство ученых, пусть даже оно ни в коем случае не служит единственным объяснением относительной экономической отсталости данного континента.

Обратите внимание на то, что африканская работорговля на протяжении долгого времени не пробуждала таких дурных предчувствий, как те опасения, которые испытывали испанские церковники в отношении американских индейцев, а аргументы, которые некоторые христиане противопоставляли любым ограничениям в их доставке из Африки, до сих пор оставляют определенное жуткое впечатление. Чувство ответственности за преступления против негров и вина за них получают широкое распространение только в XVIII веке, и появляются они по большому счету во Франции и Англии. Одним из воплощений этих чувств стало новое использование британцами своей колонии Сьерра-Леоне, приобретенной в 1787 году; филантропы приспособили ее под убежище для африканских рабов, получивших свободу в Англии. При благоприятном стечении политических и экономических обстоятельств участникам общественного движения, воспитанным на гуманитарных представлениях в следующем столетии, удастся покончить с работорговлей и рабством в европейском мире. Но к рассказу об этом вернемся ниже. В навязывании миру европейской власти огромную социально-экономическую роль сыграло все то же порабощение других народов. Оно к тому же обросло многочисленными мифами, в жесточайшей форме символизирующими триумф силы в сочетании с алчностью и поражением человечности. К сожалению, в данном явлении со всей наглядностью отразилось усиливающееся доминирование через насилие технологических обществ (к которым относят современное общество, где главные роли играют наука и техника, компьютеризация и информатизация – иногда в ущерб традиционным ценностям. – Пер.) над отставшими в техническом отношении народами.

Кое-кто из передовых европейцев признавал все это, однако, по их мнению, любое зло компенсировалось тем, что они предложили остальной части населения планеты. А главной своей заслугой они считали распространение христианства по всему миру. Как раз своим декретом папа римский Павел III, собиравший Трентский собор, объявил, что «индейцев на самом деле можно считать людьми, и… они не только обладают способностью к овладению католической верой, но к тому же, судя по поступившей нам информации, страстно желают причаститься к ней». Такой оптимизм представляется не просто выражением духа контрреформации, так как испанцев и португальцев с самого начала отличал миссионерский порыв. Свою миссионерскую деятельность в Гоа иезуиты начали в 1542 году и оттуда разошлись по всем странам бассейна Индийского океана, Юго-Восточной Азии и даже добрались до Японии. Наравне с представителями остальных католических держав французы тоже делали упор на миссионерскую работу, даже в районах, где экономического или политического участия в делах самой Франции не существовало.

Как бы то ни было, оживление миссионерского движения приходится на XVI и XVII столетия, причем его следует признать ободряющим фактором контрреформации. Как минимум формально в XVI веке появилось больше новообращенных в римское христианство, и проживали они на гораздо более просторной территории, чем когда-либо раньше. Что все это означало на самом деле, сказать труднее, но все-таки коренные американцы могли рассчитывать хотя бы на слабое покровительство со стороны Римско-католической церкви, богословы которой поддерживали, пусть даже подчас неотчетливо, единственное понятие заботы о вассальных народах, существовавшее в имперской теории на заре ее существования.

Протестантство далеко отстало от католицизма с точки зрения заботы о коренных жителях колоний, как и с точки зрения миссионерской работы. Голландцы едва ли что-то делали в этом направлении, и американские колонисты англичане не только не обратили в свою веру, а фактически поработили некоторых своих соседей из индейских племен (квакеров Пенсильвании можно назвать заслуживающим похвалы исключением). Появление великих англосаксонских зарубежных миссионерских движений можно обнаружить только в конце XVIII столетия. Более того, даже сам дар Евангелия миру, когда его приняли, не избежал трагической двусмысленности. К тому же европейцы завезли чрезвычайно разлагающий потенциал, угрожавший подрывом традиционным структурам и понятиям в виде общественных авторитетов, юридических и нравственных атрибутов, моделей семьи и брака. Миссионеры, часто вопреки собственной воле, превратились в инструменты европейского господства и подавления коренного населения, применявшиеся на протяжении всей истории общения переселенцев из Европы с народами остальных континентов земного шара.

Так получается, что все завезенное европейцами на чужие земли в конечном счете представляло угрозу для местного населения или как минимум оказалось обоюдоострым. Кормовые растения (то есть маниока, батат, кукуруза), которые португальцы завезли из Америки в Африку в XVI веке, с одной стороны, послужили обогащению африканского питания, однако, с другой стороны (с чем до сих пор не все согласны), из-за них произошел бурный рост народонаселения, приведший к общественному сбою и мятежу. Благодаря завезенным в обе Америки неизвестным ранее растениям тем не менее там удалось основать новые отрасли хозяйства, для которых потребовались рабы; товарами такого рода отраслей следует назвать кофе и сахар. Дальше на север для выращивания пшеницы британскими поселенцами никаких рабов не потребовалось, зато выросла потребность в пахотных землях, и колонистам пришлось двинуться на наследные охотничьи угодья индейцев, которых они безжалостно сметали со своего пути.