1612 год - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Скрынников cтр.№ 151

Среди русских любимцев Расстриги выделялся Михалка Молчанов, которого также подозревали в отпадении от Бога и чернокнижии. Про него говорили, что он большой плут и льстец, не боявшийся ни Бога, ни людей.

Не следует забывать, что резко отрицательные отзывы о Канцелярии были достаточно тенденциозны и имели целью скомпрометировать польских советников «вора». Истина заключается в том, что польские секретари и русские любимцы узурпатора сотрудничали в стенах Канцелярии самым тесным образом. Согласно позднейшим дипломатическим разъяснениям, во все тайны Расстриги, помимо польских секретарей, был посвящен «советник его вражий и изменник» Петр Басманов.

При Лжедмитрии число бояр в думе увеличилось вдвое, и можно было ожидать, что увеличится также количество думных приказных. В правление Бориса Годунова в Боярскую думу, по свидетельству английского посла Джильса Флетчера, входили канцлер Андрей Щелкалов и четверо думных дьяков. В 1606 г. Ян Бучинский внес в список «сената» лишь двух «секретарей великих». Польские советники из состава Канцелярии потеснили высшую московскую приказную бюрократию, чтобы обеспечить себе подобающее место в системе управления государством.

Атмосфера во дворце была проникнута лестью. Лжедмитрий I настойчиво культивировал идеи о величии царской власти. Беседуя с польскими послами, он утверждал, что получил титул императора от самого Бога, и «ни ассирийские, ни индийские, ни самые цесари римские не имели на него более нас прав и преимущества»; «нам нет равного в краях полночных, никто нами не управляет, кроме Бога, но мы еще другим раздаем права… являемся высшим законодателем и даже самим законом в обширнейшей нашей империи».

Яков Маржарет, наблюдавший механизм управления изнутри, подвел итог своим заметкам в таких выражениях: «Если говорить начистоту, нет ни закона, ни думы, кроме воли императора… Я считаю его («Дмитрия». — Р.С.) одним из самых неограниченных государей из существующих на свете». Маржарет следовал тем же представлениям, что и царь. Отрепьев же был пленником представлений о собственном всемогуществе.

Польская Канцелярия должна была стать одним из инструментов утверждения неограниченной личной власти самодержца. Польские «дьяки» оставались в тени, но оказывали огромное влияние на управление, потому что действовали именем царя.

Наряду с Боярской думой важную роль в системе управления играл Государев двор, включавший думу, удельных князей, суздальскую знать, верхи дворянства. Грозный пенял на то, что не только бояре, но и Государев двор ограничивают его власть. Как бы то ни было, именно Государев двор осуществлял функции охраны царя и его семьи. Дворяне повсюду сопровождали государя, несколько сот жильцов каждую ночь несли караул на крыльце царского дворца.

Лжедмитрий I порвал с традицией и осуществил меры, неслыханные в русской истории. Он учредил гвардию, состоявшую из иноземных наемников. Яков Маржарет, один из капитанов гвардии, засвидетельствовал, что иноземцев наняли, когда Афанасий Власьев отпраздновал в Кракове помолвку «Дмитрия» с Мариной Мнишек в конце 1605 г.

В состав гвардии входило 100 человек под командой Маржарета и 200 алебардщиков. Маржарет называл своих солдат стрелками, или мушкетерами. Но наемник Конрад Буссов считал их копейщиками, потому что гвардейцы повсюду сопровождали государя, держа в руках бердыши. Одежда на них была из бархата и золотой парчи, а бердыши увенчаны чеканным золотым орлом, с древком, обтянутым красным бархатом.

Сотня алебардщиков датчанина Матвея Кнутсона была обряжена в фиолетовые кафтаны, сотня шотландца Альберта Вандтмана — в камзолы зеленого бархата.

Капитаны и лейтенанты были наделены поместьями, им было положено очень большое жалованье.

Особое негодование членов думы и двора вызвало то, что иноземной гвардии была передана одна из важнейших функций Государева двора — обеспечение личной безопасности монарха. Отныне не русские дворяне, а наемники сопровождали «государя» повсюду, охраняли дворец днем и ночью.

Самозванец постарался внушить окружавшей его знати уважение к иноземной страже. Одной из его любимых забав были военные игры. Зимой в окрестностях Москвы, в бывшей резиденции Бориса Годунова селе Вяземы, была сооружена снежная крепостица. Оборонять ее «царь» поручил «своим князьям и боярам». Штурмовать вал должна была «немецкая стража» — гвардия. Оружием были снежки.

Вопреки общим ожиданиям, «государь» взял под свою команду не православное воинство, а еретиков-иноземцев. Такая диспозиция предопределила исход сражения. Главный воевода крепости был взят в плен самим монархом.

В Вяземы Лжедмитрия сопровождали «все бывшие при дворе князья и бояре», а также два отряда польских конников. Гусары были поставлены в поле неподалеку от места боя. Они были вооружены и могли в любой момент оказать помощь гвардии.

Немцы использовали случай, чтобы продемонстрировать свое воинское искусство и превосходство над русскими. Для этого все средства были хороши. Заготовляя снежки, наемники облепляли снегом всякие твердые предметы, нарушая правила игры. Во время штурма они «насажали русским синяков под глазами».

Когда крепость была взята, «царь» на славу угостил всех вином и пивом и велел готовиться к продолжению игры. Но тут подошел боярин и доверительно сказал государю, что русские обозлены на немцев из-за твердых снежков и что у них под верхним платьем спрятаны длинные ножи, так что лучше прекратить забаву, а иначе «может случиться большое несчастье».

Если верить Буссову, по возвращении в Москву Лжедмитрий I узнал, что во время игры предатели готовились прикончить немцев вместе с самозванцем. Чтобы оправдать кровопролитие, заговорщики будто бы собирались объявить, что немцы и поляки сами намеревались истребить в Вяземах всех князей и бояр. После смерти Расстриги такое обвинение действительно было выдвинуто московскими властями, опубликовавшими показания Бучинских.

Если верить братьям Бучинским, «Дмитрий» подумывал о расправе с боярами и обсуждал с ближайшими советниками последствия такого шага. Самозванец чувствовал надвигавшуюся смертельную опасность и в присутствии секретарей говорил Константину Вишневецкому: «…начальное де дело то, что бояр побити, а не побить деи бояр, и мне де самому от них быть убиту». В угоду царю Василию Шуйскому Бучинские снабдили свой рассказ фантастическими подробностями. «Вор» будто бы намеревался истребить всех бояр, а равно и дворян. Противореча самому себе, Ян Бучинский признал, что Расстрига намеревался убить «бояр, которые здесь владеют, 20 человек». Гонениям подверглось бы от половины до трети членов Боярской думы. Бывших «воровских» бояр и прочих верных людей репрессии, конечно, не должны были коснуться. Непосредственное руководство казнями должны были осуществить поляки, что и вовсе неправдоподобно. Так, Шуйских должны были убить капитан Домарацкий, пан Тарло и Стадницкие.

Бучинские признали, что советники, обсуждавшие этот вопрос, в принципе согласились с мнением царя: «И они де Бучинские молыли: великое то дело надобе начати да и совершити; а только не совершитца, ино самим нам будет худо». Лжедмитрий на это заметил: «Верьте де мне однолично, что то совершитца».