Срывайте маски! Идентичность и самозванство в России ХХ века - читать онлайн книгу. Автор: Шейла Фицпатрик cтр.№ 74

Полковник Г. соответственно начал расследование. Первым делом он завербовал в осведомительницы лучшую подругу С. «гражданку X.» (в дальнейшем она фигурирует в документах как У.) . Гражданка X. согласилась сотрудничать при условии, что ее имя будет сохранено в тайне, поскольку не одобряла поведения С., считала К. слишком молодым для нее и боялась пагубного воздействия распада семьи на впечатлительную и ранимую дочь С. Она говорила С. о своих опасениях, но та ее не слушала. Еще раньше, чем полковник Г. с ней связался, гражданка X. сама сделала попытку положить конец интрижке: написала К. анонимное письмо, призывая его «как офицера и коммуниста» подумать о своей жене и семье и угрожая сообщить о преступной парочке в партийные органы и на работу Как рассказала X. полковнику Г., анонимка встревожила любовников, но они ошибочно решили, будто ее автор — бывшая секретарша К.

Затем полковник Г вызвал К. на беседу. Тот признался в своем романе, но сказал, что все это несерьезно, обещал прекратить связь с С. и «больше ничего подобного не делать». Полковник Г. сначала был готов удовольствоваться этими заверениями, но потом изменил мнение: ему стало ясно, писал он, «что т. К. не хочет по-серьезному устроить свою семейную жизнь в гор. Риге и все еще оглядывается на имеющуюся у него “виллу” в гор. Симферополь» (жена К. жила в Симферополе, ухаживая за больной матерью). «Живя на два фронта, он в морально-бытовом отношении оказался нестойким и совершил грязный поступок — вмешавшись в семейную жизнь С-ов», — с неодобрением констатировал Г.

Следующим шагом полковника Г. стал вызов неверной жены С., которая (по-видимому, лично зная его) говорила с ним на удивление свободно. Они с К. договорились скрывать свою связь, сказала она, но потом К. проболтался полковнику Г. — испугался за свою карьеру и, по ее мнению, «повел себя по-мальчишески». Она призналась, что и сама виновата. «Один видный партийный работник» еще раньше советовал ей порвать с К., и «некоторое время назад… она на… партийном собрании пыталась сообщить коммунистам о своем моральном падении, но в последнюю минуту “не хватило сил и решимости”». Однако, судя по всему, у нее не было ни желания, ни силы воли, чтобы расстаться с К. Полковнику Г. она заявила: «Если тов. К. будет строго наказан и если ему придется выехать в отдаленные районы страны, то в случае отказа супруги К. следовать с ним она полна решимости бросить семью и нести ответственность перед партией, [ехать] с тов. К. к месту новой работы и сгладить свою вину перед ним» .

Расследование полковника Г. закончилось тем, что К. отослали из Риги на менее приятную службу в российской провинции; К. и С. было рекомендовано не переписываться, и те согласились. Они, впрочем, все-таки переписывались тайно, и этот факт в свое время дошел до сведения начальства . Однако полковник Г. больше никаких мер не предпринимал, так что на сей раз проступок остался без последствий, по крайней мере в Риге.

Трудно точно установить момент, с которого частная жизнь — или, как говорили в то время, «так называемая частная жизнь» ^[192] — начала привлекать пристальное внимание партии. Здравый смысл подсказывает, что подобные изменения обычно происходят постепенно, хотя в нас въелась советологическая привычка непременно подыскивать для объяснения социально-культурных сдвигов какое-нибудь постановление или официальную идеологическую декларацию. Война и сопутствующая ей разруха, распад браков, вызванный военными разлуками, наверняка сыграли свою роль. Пополнение населения после чудовищных военных потерь стало главной заботой государства, и, как показывает закон от 8 июля 1944 г. («Об увеличении государственной помощи беременным женщинам…» ), необходимым условием прироста населения считалось укрепление семьи (наряду с государственной помощью детям, рожденным вне брака). Брошюра «О моральном облике советского человека», выпущенная в 1948 г. в помощь партийным агитаторам и пропагандистам, напоминала членам партии, что «отношения между полами не только личное дело», что «так называемая частная жизнь требует понимания своего долга перед семьей», а «распущенность вызывает в нашем обществе всеобщее возмущение и презрение» . Газеты периодически печатали статьи, осуждающие поведение мужчин, которые бросают свои семьи, где проблема рассматривалась в более широком нравственном плане, чем в статьях на ту же тему в 1930-е гг. ^[193] Фельетон «К вопросу о “частной” жизни», опубликованный в «Правде» в 1947 г., порицал трудовые коллективы, которые в таких случаях отказываются вмешаться и призвать к ответу блудного мужа на том основании, что «это относится к его частной жизни». Рассказывая о мужчине, не только бросившем ради другой женщины беременную вторую жену и ребенка, но и пытавшемся выселить их из квартиры, автор отмечал, что изменник в то же самое время подал заявление о переводе его в члены партии из кандидатов, но «он забыл, что в святые двери партии не входят с чистым воротничком и с биографией, запятнанной безразлично где — в общественной или в так называемой “частной” жизни» .

Поскольку в основе фельетонов «Правды» обычно лежали донос или жалоба, присланные в газету пострадавшими гражданами, вероятно, источником этой статьи также послужило письмо брошенной жены, поведавшей о своих обидах. История рижского адюльтера, рассказанная выше, не совсем типична, так как в ней речь шла о неверности жены, а не мужа, но и она началась таким же образом — с просьб и доносов от женщин (телефонного звонка дочери С., анонимки, написанной ее обеспокоенной подругой). Дальнейшая процедура, как мы можем наблюдать в рижском деле, предполагала вызов представителями власти (в данном случае военной, потому что мужчина служил офицером) виновных, вместе или по отдельности, и беседу с ними. Полковник Г. в Риге мог бы закрыть дело, удовлетворившись обещаниями К. порвать внебрачную связь, но решил продолжать его, придя к выводу, что К. с ним нечестен. С. на беседе признала, что ей, коммунистке (и даже секретарю местной парторганизации), следовало бы откровенно рассказать о своем романе на партийном собрании и получить от него оценку своего «морального падения».

Массу сходных сценариев можно обнаружить в архивах Комиссии партийного контроля (КПК) — органа, ответственного за дисциплину отдельных членов партии. Расследования КПК тоже почти всегда начинались с доноса ^[194], и в ходе их проведения представитель комиссии вызывал на собеседование виновника, а зачастую и обвинителя ^[195]. Во время войны таких дел было немного, и КПК не слишком интересовалась вопросами нравственности: например, в 1943 г., когда бывшая жена видного партийного работника (второго секретаря Воронежского обкома) пожаловалась на поведение мужа, КПК нашла достаточным для решения вопроса вызвать мужа и получить от него объяснения, но, беспокоясь, как бы слухи о его семейных неприятностях, хорошо известных в Воронеже, не подорвали его авторитет, почла за лучшее перевести его на такую же должность в другой регион .