Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 - 1991 - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Дж. Хобсбаум cтр.№ 147

Как всегда, реформа шла сверху, т. е. от самой партии (что было неизбежно, принимая во внимание структуру коммунистических государств). «Пражская весна» 1968 года, предшествуемая и сопровождаемая политико-культурными волнениями, совпала с общемировым подъемом студенческого радикализма, о котором мы говорили выше (см. главу ю),— одного из тех редких движений, которое пересекло океаны и границы социальных систем от Калифорнии и Мехико до Польши и Югославии и породило мощные социальные сдвиги, инициатором которых, как правило, выступало студенчество. Программа действий коммунистической партии Чехословакии весьма неосторожно (с точки зрения Советов) стремилась осуществить переход от однопартийной диктатуры к многопартийной демократии. Сплоченность, а возмож-Реальный социализм

но, и само существование восточноевропейского советского блока казались поставленными на карту, когда «Пражская весна» выявила и обострила имевшиеся внутри него противоречия. С одной стороны, проводившие жесткую линию режимы, не пользовавшиеся массовой поддержкой, как то было в Польше и Восточной Германии, опасались внутренней дестабилизации по чешскому образцу, который они жестко критиковали; с другой стороны, чехов с энтузиазмом поддержало большинство европейских коммунистических партий, реформированная венгерская компартия, а за пределами блока — независимый коммунистический режим Тито в Югославии и Румыния, которая с 1965 года под руководством нового лидера Николае Чаушеску (1918 — 1989) начала проводить линию на отделение от Москвы на националистической почве. (Во внутренней политике Чаушеску отнюдь не являлся коммунистическим реформатором.) И Тито, и Чаушеску посетили Прагу и встретили восторженный прием публики. В результате Москва, правда не без разногласий и колебаний, решила свергнуть пражский режим с помощью военной силы. Этот шаг фактически положил конец международному коммунистическому движению, возглавляемому Москвой, которое уже было подорвано кризисом 1956 года. Однако советский блок просуществовал еще двадцать лет, правда, лишь благодаря угрозе советского военного вмешательства. В эти последние двадцать лет существования советского блока даже руководство коммунистических партий потеряло последние остатки веры в то, что оно делало.

Между тем, совершенно независимо от политики, назрела острая потребность в реформировании или замене экономической системы советского типа, основанной на централизованном планировании. С одной стороны, развитые несоциалистические экономики процветали как никогда (см. главу 9)> расширяя уже и так значительный разрыв между двумя системами. Это было особенно заметно в Германии, где обе системы сосуществовали в разных частях одной и той же страны С другой стороны, рост социалистической экономики, обгонявшей западные экономики

вплоть до конца ig/o-x годов, начал явно замедляться. Рост валового национального продукта в СССР, в 1950-6 годы составлявший 5,7% в год (почти столько же, сколько в 1928 — 1940 годах, в первые двенадцать лет индустриализации), снизился до 5,2% в 1960-6, до 3,7% в первой половине 197<>х, до 2,6% во второй половине этого десятилетия и до 2% в последние 5 лет до прихода к власти Горбачева (1980 — 1985) (Ofer, 1987, р. 177$}- Сходными были и данные по Восточной Европе. Попытки сделать систему более гибкой, в основном путем децентрализации, в 1960-6 годы осуществлялись почти повсеместно в советском блоке, включая СССР, когда премьер-министром был Косыгин. За исключением венгерских реформ, эти попытки не принесли особенного успеха, в одних случаях достигнув лишь небольшого эффекта, а в других (как произошло в Чехословакии) они не были разрешены по политическим мотивам. Довольно эксцентричный член се-

42 6

«Золотая эпоха»

мьи социалистических государств, Югославия, также не добилась ощутимых результатов, когда из враждебности к сталинизму заменила плановую социалистическую экономику системой автономных кооперативных предприятий. Когда в 197о-е годы мировая экономика вступила в новый период неуверенности, никто на Западе и на Востоке больше не ожидал, что экономика «реального социализма» перегонит или хотя бы догонит экономику несоциалистических стран. Однако, хотя и более проблематичное, чем раньше, их будущее не внушало особых опасений. Вскоре этому суждено было измениться.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

«Десятилетия кризиса»

Меня недавно спросили, что я думаю об американском духе соперничества. Я ответил, что мне все равно. Ведь я, прежде всего, президент транснациональной компании; и если главный офис моей компании находится в Соединенных Штатах, то это чистая случайность.

Джонатан Шелл (NYNewsday, 1993}

Опросы общественного мнения показывают, что одним из настораживающих последствий массовой безработицы является углубляющееся отчуждение молодежи, которая, несмотря на все трудности, все еще надеется устроиться на работу и реализовать себя в профессиональном плане. По этой причине в ближайшем будущем мы рискуем превратиться в общество, в котором, во-первых, деление на «своих» и «чужих» станет еще более заметным (речь идет, грубо говоря, об обществе, расколотом на рядовых трудящихся и управленцев), а во-вторых, большинство сделается гораздо более разобщенным, причем группе относительно незащищенной молодежи будет противостоять группа более защищенных и опытных представителей работающего населения.

Генеральный секретарь ОЭСР (Investing, 1983, р- is)

I

История двух десятилетий, в которые мир вступил после 1973 года,—это хроника утраты привычных ориентиров и постепенного погружения в пучину нестабильности и кризиса. Однако до начала igSo-x годов окончательное расставание с экономическим благополучием «золотой эпохи» было далеко не очевидно. Развитые страны заговорили о глобальном характере кризиса только после падения коммунистических режимов в Советском Союзе и других странах Восточной Европы, хотя еще в течение ряда лет экономические трудности классифицировались как временный экономический спад. Еще не Л 3 О Времена упадка

было преодолено полувековое табу на использование термина «депрессия», этого живого призрака «эпохи катастроф». Казалось, стоит только произнести это слово—и депрессия вернется; поэтому, давая оценку происходящему, специалисты предпочитали ограничиваться констатациями того, что «рецессия 1980-х годов является наиболее серьезной за последние полвека», не упоминая напрямую злополучные 1930-е. Цивилизация, основанная на магическом слове рекламы, попала в сети собственных иллюзий. И потому первые откровенные признания того, что нынешние экономические трудности на самом деле гораздо серьезнее экономического кризиса 1930-х годов, прозвучали только в начале 1990-х—в частности, в Финляндии.

Все сказанное нуждается в пояснении. Почему мировая экономическая система вдруг стала менее стабильной? По мнению экономистов, стабилизирующие экономику элементы теперь были даже прочнее, чем раньше, хотя некоторые либеральные правительства — например, администрации Рейгана и Буша в Соединенных Штатах, а также кабинеты Тэтчер и Мейджора в Великобритании—пытались их ослабить (WorldEconomic Survey, 1989, р. ю— и). Компьютеризированный контроль, усовершенствованная система коммуникаций и более быстрая доставка снизили значение нестабильного «инвентарного цикла» прежней эпохи, когда огромный объем продукции производился «на всякий случай», например в перспективе возможного расширения рынка, а производство в случае снижения деловой активности полностью останавливалось. Новые методы, впервые внедренные японцами -в 19/о-е годы благодаря передовым технологиям, предусматривали производство более скромного количества продукции для поставок дилерам под конкретные заказы. Это позволяло в короткий срок менять структуру капиталовложений, оперативно реагируя на меняющийся спрос. На смену эпохи Форда пришла эпоха фирмы «Benetton». Другим важным фактором экономической стабилизации стали растущие государственные расходы и расширение той доли государственного бюджета, которая выделялась правительством на социальные нужды («трансфертные платежи» — социальные страховки, пособия и т. д.). Такие расходы в совокупности достигали примерно трети ВВП и постоянно росли в годы кризиса — из-за того что увеличивались затраты на пособия по безработице, пенсии и здравоохранение. Поскольку сейчас, в конце «короткого двадцатого века», когда пишутся эти строки, кризис еще продолжается, нам придется подождать какое-то время, прежде чем историки смогут воспользоваться своим излюбленным орудием — ретроспекцией и предоставить нам убедительное объяснение всего изложенного.