Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза - читать онлайн книгу. Автор: Александр Чудинов cтр.№ 36

У меня есть четверо или пятеро людей в окружении гг. Неккера и Табуро, ожидающие подходящего случая, чтобы начать действовать. Это позволяет мне не выступать ни с какими ходатайствами, что полностью меня устраивает. Буду Вам подробно сообщать все, что относится к этому делу ^[338].

Тем же письмом Ромм дает новые инструкции друзьям относительно их дальнейших действий:

Вы меня очень порадуете, добыв какую-либо секретную информацию о ресурсах провинции, которые можно было бы использовать для известного Вам учреждения. Нет ли чего-либо в коллеже Бийома? Нельзя ли узнать, каково отношение ко всему этому г-на Шазера? Его одобрение важнее, чем чье бы то ни было, и является условием успеха ^[339].

Но месяц шел за месяцем, наступил уже следующий, 1777 год, а никакого прогресса в осуществлении задуманного не наблюдалось. В конце января Ромм писал Дюбрёлю: «Я ощущаю, мой дорогой друг, сколь далека идея проекта от общего одобрения и от исполнения. Первые шаги имели оглушительный успех, но чем большим оказывается число лиц, от которых зависит благоприятный исход дела, тем он становится дальше» ^[340].

Впрочем, Ромм тогда еще продолжал верить в успешное завершение предприятия и вновь инструктировал друга, как добиться «полного одобрения г-ном Шазера» столь важного для Риома начинания. Особое значение Ромм придавал содействию проекту со стороны уже упоминавшегося риомского нотабля П. Андро.

Однако два месяца спустя мы видим разительную перемену в настроении нашего героя, отразившуюся в письме Дюбрёлю: «Не думайте больше о проекте, мой дорогой друг, я уже давно выпустил его из виду. Присутствие тех, кто, по Вашему убеждению, должен был ускорить его осуществление, привело, напротив, к тому, что отдалило его навсегда» ^[341].

К сожалению, дальнейшее содержание послания довольно слабо объясняет столь загадочно звучащее вступление. Мы узнаем только, что Ромм встретил в Париже Андро, и тот не проявил такого интереса к проекту, какой Ромм, со слов Дюбрёля, предполагал у него найти. Точнее сказать, не проявил вообще никакого интереса: «мы говорили только о дожде и хорошей погоде» ^[342]. И после этой беседы «ни о чем» Ромм отказался от идеи, реализации которой добивался в течение года. Чтобы понять мотивы такого решения, которое со стороны выглядит довольно странным, очевидно, надо знать контекст, в котором оно принималось, представлять себе, как вообще обстояли на тот момент дела с проектом. Однако имеющиеся в нашем распоряжении источники такой возможности нам не дают, поэтому мы можем лишь констатировать: предприятие, которому Ромм посвятил целый год жизни, ради которого оставил занятия медициной и с которым связывал столь большие надежды, окончилось неудачей.

* * *

Сколько-нибудь ясное представление о том, как прошел для Ромма 1777 год, составить по его письмам трудно. Они после крушения «академического проекта» надолго становятся весьма краткими и малоинформативными: главная их тема – приобретение книг по разным научным дисциплинам и их пересылка из Парижа в Риом и в обратном направлении. Если Ромм и предпринимал в тот период какие-либо новые шаги, чтобы попасть в «республику наук», то они не нашли отражения в его корреспонденции и, соответственно, остались нам неизвестны.

Впрочем, какие бы шаги ни были сделаны, сколько-нибудь заметных перемен в положение Ромма они не внесли, и примерно с середины 1778 г. его будущая карьера вновь стала предметом активного обсуждения в корреспонденции с друзьями. Судя по ответам Ромма, риомцы сетовали, что он, увлекшись слишком широким спектром наук, забросил занятие той из них, которая с наибольшей вероятностью могла бы обеспечить стабильное будущее – медициной, и советовали остановиться на чем-то одном, к чему особенно лежит душа. Ромм спорить не стал и с готовностью признал критику вполне обоснованной: «Все, что Вы мне сказали в своем последнем письме относительно медицины, является ли это результатом Ваших собственных размышлений или результатом разговоров с г-ном Буара, доставило мне особенно большое удовольствие тем, что оно совершенно бесспорно. Вы дали мне еще одно доказательство Вашей искренней озабоченности моей судьбой…» ^[343]

Тем не менее далее Ромм сообщал, что испытывает «пылкий интерес» ко всем наукам и сконцентрироваться на какой-то одной ему трудно, ибо хочется познакомиться со всеми. Эту же тему он развил и в другом письме летом 1778 г.:

Вам говорят, что мне слишком нравится занимательная сторона наук и что я недостаточно стараюсь сосредоточиться на чем-то определенном. Подобное суждение вправе выносить только очень просвещенный человек, ибо только очень просвещенный человек может отделить занимательное от полезного или, точнее, полезное от того, что есть в науке приятного; ведь полезное является одновременно и занимательным для того, кто хочет научиться. <…> Мое образование – вот моя единственная цель, единственная страсть. Все новые открытия и всё, что хоть сколько-нибудь выглядит полезным, вправе претендовать на мое внимание, и я со страстью занимаюсь такими предметами. Если в этом моя вина, то я ее признаю, но я ее разделяю с весьма уважаемым мною классом любознательных людей, не знающих другого наслаждения, кроме как приобретать все новые знания. <…> Универсальность – моя слабость. Я бросаюсь очертя голову за всем, что мне кажется интересным, не задумываясь, проливает ли это какой-либо дополнительный свет на ту дисциплину, которая должна обеспечить мое положение. Но не думайте, что в поиске для себя постоянного места, каковой Вы мне очень правильно рекомендуете, я теряю хоть мгновение ^[344].

Увлечение самым широким спектром научных дисциплин действительно не приближало Ромма к превращению в полноправного «гражданина республики наук», ибо он по-прежнему чувствовал себя всего лишь просвещенным дилетантом, и, по-видимому, не без оснований. Весьма характерны в данной связи те ощущения, которые он испытывал в беседе на научные темы со своим старым знакомым Дю Карла, заметим, далеко не самым крупным из ученых того времени:

Я чувствовал себя, как нерадивый ученик, у которого проверяют домашнее задание. С ним [Дю Карла] надо было говорить о химии и особенно о великих движениях материи, а мне нечего сказать о химии, кроме скучного и педантичного повторения того, что давно уже известно. Новые открытия можно оценивать, только видя их связь со старыми, что требует углубления в детали, а я не могу и не хочу этого делать ^[345].