История христианской церкви. Том 2. Доникейское христианство. 100-325 г. по Р. Х. - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Шафф cтр.№ 115

Леки говорит об отношении христиан к рабовладению во втором томе своей «Истории европейской морали», стр. 66–90, и справедливо замечает: «Содействие христианства в этой области можно поделить на три сферы. Оно показало новый тип отношений, в котором не было разбиения на классы, оно наделило рабов моральным достоинством, а также дало беспримерный импульс движению освобождения».

В древних Греции и Риме центром жизни людей было государство, и единственно уважаемые добродетели — мудрость, смелость, умеренность и справедливость — были добродетелями политическими. Аристотель ставит государство, то есть организацию свободных граждан ^[670] (чужеземцы и рабы исключались) на первое место, выше семьи и отдельной личности, и называет человека «политическим животным». Платон считал, что в идеале благополучие государства — самое главное, ему должно быть подчинено все, даже поведение детей.

Такой политический абсолютизм подрывает достоинство и права отдельной личности и семьи, он существенно мешает развитию семейных и личных добродетелей. Брак не обладал каким–либо моральным характером, он имел лишь политическое значение для сохранения государства, и по закону в него могли вступать только свободные граждане. Сократ, наставляя своего сына об этом институте, говорил ему, по свидетельству Ксенофонта, что мы выбираем только таких жен, которые могут родить красивых детей. Платон в своем описании идеальной республики рекомендует женщинам общение с воинами, чтобы дети выросли сильными гражданами. Ликург по той же причине поощряет прелюбодеяние в определенных обстоятельствах, советуя старикам уступать своих молодых и красивых жен молодым и сильным мужчинам.

Женщина ставилась почти на один уровень с рабом. По словам Аристотеля, ее положение, конечно же, отличалось от положения раба, но она не обладала собственной волей и вряд ли была способна на добродетель более, чем раб. Запертая в доме, она проводила жизнь в окружении рабов. Так как человеческая природа по сути одинакова во все века и благое Провидение никогда не лишает ее своих наставлений, мы, конечно же, можем предполагать, что женские добродетели в большей или меньшей степени хранились и уважались и среди язычников. Об этом свидетельствует пример таких персонажей греческой поэзии и истории, как Пенелопа, Навсикая, Андромаха, Антигона, Ифигения и Диотима. Советы Плутарха к супружеским парам и его письмо утешения, обращенное к жене после смерти дочери, проникнуты прекрасным духом чистоты и любви. Но в целом то положение, в которое ставили женщин поэты, философы и законодатели античности, было угнетенным и бесправным. В Афинах с женщиной всю жизнь обращались как с несовершеннолетней, она не могла наследовать имущество при отсутствии мужчин–наследников. На вопрос Сократа: «Есть ли человек, с которым ты общаешься меньше, чем с женой?», — его ученик Аристовул отвечает: «Нет такого или, по крайней мере, таких очень мало». Если в Греции и были женщины умные и образованные, которые, подобно Аспазии, Фрине, Лаис и Феодоте, вызывали восхищение и за которыми ухаживали даже такие философы, как Сократ, и такие государственные деятели, как Перикл, то обычно они принадлежали к презираемому классу hetaerae, или amicae. В Коринфе они были связаны с храмом Афродиты и предавались пороку, санкционированному религией ^[671]. Эти распущенные женщины ценились больше, чем домохозяйки, они по праву считались единственными носительницами чего–то вроде женской культуры и общественной элегантности. Жить с ними открыто не считалось позорным даже для женатых мужчин ^[672]. Разве могли люди правильно воспринимать и ненавидеть грех разврата и прелюбодеяния, если сами их боги, Юпитер, Марс и Венера, считались виновными в подобных грехах? Худшие из земных пороков распространялись и на Олимп.

Скромность не позволяет нам назвать и еще один более отвратительный порок, ненавистный даже для грешников, однако свободно обсуждавшийся и восхвалявшийся древними поэтами и философами, не влекший за собой ни наказания, ни бесчестия, и также санкционированный божественным примером Аполлона и Геркулеса, а также непристойным отношением Юпитера к Ганимеду ^[673].

Что касается римлян, то изначально они были более добродетельным, домашним и целомудренным народом, они были также более честны и совестливы, чем греки. У них женщина называлась почетными именами domina, matrona, materfamilias. Во главе их жреческой системы стояли фламины Юпитера, символизировавшие брак в его чистоте, и девственные весталки, символизировавшие непорочность. Сабинянки, ставшие посредницами между своими родителями и мужьями, спасли республику; мать и жена Кориолана своими молитвами успокоили его гнев и сняли осаду Вольской армии; Лукреция, добровольно отдавшая жизнь, чтобы избежать бесчестия, которым угрожал ей царь Тарквин, и Виргиния, убитая собственным отцом ради спасения от рабства и позора, остаются в легендарной истории Рима ярчайшими примерами незапятнанной чистоты. Но даже в лучшие дни республики по закону женщина была почти бесправна. Римляне также подчинили брак исключительно государственным интересам. По закону его могли заключать только свободные граждане. Гордые законы республики исключали возможность брака даже между римлянином и иноземной царицей; Клеопатра и Вереника, как иностранки, были всего лишь наложницами Марка Антония и Тита. Согласно древнему обычаю, муж выкупал невесту у ее родителей, а она совершала коэмпцию, обеспечивая себе за три куска меди подобающее представление его семье и домашним божествам. Но для нее это было просто сменой одного рабства на другое. Она становилась живой собственностью мужа, который мог одолжить ее другому, как Катон одолжил свою жену другу Гортензию и как Август забрал Ливию у Тиберия Нерона. «Ее муж или хозяин, — говорит Гиббон ^[674], — обладал всей полнотой отцовской власти. Он мог, по своему желанию или капризу, одобрить или осудить ее поведение или наказать ее; он распоряжался ее жизнью и смертью, и такой приговор разрешалось привести в исполнение, если причиной были прелюбодеяние или пьянство. Женщина приобреталась и существовала исключительно ради выгоды своего господина, так что она явно рассматривалась не как личность, а как вещь. И если она, полученная в право собственности, оказывалась в чем–то несовершенной, то в течение года обладания и пользования ею можно было предъявлять претензии — как при пользовании любым другим движимым имуществом».