Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - читать онлайн книгу. Автор: Александр Шубин cтр.№ 64

На советских либералов Г. Водолазов намекал и в своей книге „От Чернышевского к Плеханову“, имея в виду и своих оппонентов среди прогрессистов:

„Кто не знает, как строить, тому лучше не приниматься за разрушение. Так хоть какой-никакой, а домишко стоит; и худо-бедно, а живут в нем люди, какая-никакая, а все-таки крыша над головой, да и не так холодно, как на улице. А подожги его бестолковый человек — и сам будет мерзнуть на пепелище и других разорит; а тут еще найдется какой-нибудь предприимчивый деятель — да вместо дома построит что-нибудь вроде свинарника, да и поселит туда погорельцев, да за это еще с них три шкуры будет драть…“ ^[426] (А что? Не предвидение ли это картины деятельности наших „либералов“ в эпоху „перестройки“ и „демократических реформ“?). И так далее, и так далее — все о том же и о том же — кто виноват и что делать? — и не в XIX веке, а здесь и сейчас.

Книга моя хорошо была понята и друзьями, и, конечно же, врагами. В „Вопросах литературы“ появилась на нее рецензия-донос под выразительным заголовком „Далекие аналогии“. Володя Лакшин (мы с ним стали потом и до конца его жизни были „на ты“) возражал мне, что с моей „узкой“ программой журнал был бы закрыт немедленно, а так — именно широта и некоторая размытость его идейной палитры позволяла ему держаться несколько лет. Я не соглашался, доказывая, что именно „интеллектуальное пижонство“, дешевое фрондерство „либеральных“ авторов журнала, их неопасные для Системы, но очень болезненные для отдельных сановников втыкания булавочек и шпилек в их мягкие места — именно эти штучки вызывали особое, личное раздражение представителей номенклатуры…» ^[427]

Теперь уже и реформисты делились на «наших» и «не наших»: «На литературно-критической и научной новомировской территории нашими были Михаил Лифшиц, Игорь Виноградов, Юрий Буртин, Игорь Дедков, Евгений Плимак, Александр Лебедев, Игорь Сац… Нам представлялось, что новомировцы либерального толка теснят наших единомышленников, и мы, молодые „демократы“, молодые друзья „Нового мира“ (может быть, несколько прямолинейно и наивно) видели свою задачу в том, чтобы по мере сил и возможностей способствовать превращению „Нового мира“ в журнал последовательно „демократического“ направления и ничего не имели бы против раскола с „либералами“. Нам хотелось, чтобы в „Новом мире“ не было ничего от либеральных тусовок самовлюбленных, обладающих титаническим самоуважением, празднословных столичных „интеллектуалов“, „интеллектуальных пижонов“ (ну, вроде нынешних завсегдатаев телевизионных пресс-клубов). Мы хотели, чтобы „Новый мир“ был интеллектуальным и организационным центром „демократической“, нацеленной на коренные социальные и политические преобразования партией. Мы хотели, чтобы „Новый мир“ Твардовского был наследником некрасовского „Современника“ и чтобы в нем были свои Чернышевские, Добролюбовы, Писаревы, Шелгуновы — короче, чтобы он был журналом современной революционной демократии (понимая „революционность“ не столько как вооруженно-кровавую борьбу, сколько как процесс коренного изменения существующего общественного строя, слома диктатуры партийно-государственной бюрократии и установления действительного народовластия)» ^[428].

Г. Водолазов и другие молодые демократы мечтали о превращении «Нового мира» в современный «Современник» — штаб революционно-демократической, антибюрократической партии: «Между читателями и „Современником“ установился тот живой, духовный контакт, когда люди понимают друг друга с полуслова, с полунамека. Образно говоря, читатели журнала чувствовали себя членами революционного союза (пусть организационно не оформленного), центральным комитетом которого был „Современник“. Среди них бытовало даже такое название — Партия „Современника“. Создание такой „партии“, с силой которой не могла не считаться реакция и которую ввиду ее оригинальности невозможно было разогнать, создание такой партии — бессмертная заслуга Чернышевского и его ближайших сподвижников. Ибо, повторяю, журнал был не просто „любимым“, не просто „популярным“ у революционной молодежи, он был не просто „учителем и другом“, он был именно руководителем и организатором лучших революционных сил общества… Ни до, ни после не было такого легального (!) журнала, который был бы не просто органом оппозиционных сил, но крайней левой в революционном движении, главным штабом революционных сил» ^[429].

Публицисты испытывали сложные чувства от сравнений с прошлым веком. С одной стороны, Твардовский считал (особенно при Хрущеве), что существующая в СССР власть — в принципе своя. Обосновывая необходимость отмены цензуры, он говорил: «Советский редактор, в отличие от редактора журнала „Современник“ и „Отечественные записки“ в XIX веке, не враг своему государству и правительству» ^[430].

Но, прочитав биографию Достоевского, где оправдывалась дружба писателя с Победоносцевым, Твардовский возмущался: «Это все равно, как я стал бы дружить с Ильичевым и на задушевные темы с ним говорить, а вы бы меня за это нахваливали» ^[431]. С одной стороны — «не враг своему государству», а с другой — враг его идеологам. Но характерно, что Твардовский сравнивал себя с Некрасовым ^[432], а не с Чернышевским.

В редакции «Нового мира» преобладали либералы разной степени радикальности, которые оказывали сильнейшее воздействие на Твардовского. Но сам Твардовский был именно демократом, а если учесть его особенное внимание к судьбам крестьянства и приверженность социалистическим убеждениям, то Твардовский оказался своеобразной реинкарнацией эсера.

«Бухаринские», а то и «эсеровские» высказывания Твардовского не были восприняты из первоисточника, а вытекали из собственного опыта крестьянского поэта. В. Лакшин вспоминает о таких словах редактора «Нового мира»: «Ах, я должен написать про то, что сделали с деревней. Главная ошибка — когда был дан лозунг: „Сплошная коллективизация“. Сплошная! И началось…» ^[433] Но при этом он возражал и консервативным деревенщикам: «у деревни пути назад нет. Худо ли, хорошо ли, но нельзя вернуть насильно ко временам доколхозным» ^[434].

«Эсер» Твардовский и советские «кадеты» (в смысле — либералы) друг друга недолюбливали, и «холодная война» не переходила в серьезную схватку из-за общности противников. Но Лакшин подмечал, «что московская „либеральная“ элита честит Твардовского на каждом шагу. Но и он, сказать правду, пилюли не золотит» ^[435].