Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - читать онлайн книгу. Автор: Александр Шубин cтр.№ 89

В диссидентском мире, действительно, в 70-е гг. произошел сдвиг вправо — хотя и не всеобщий, но позволивший сторонникам либеральных и консервативных взглядов получить преобладание. «Немногие авторы, сохранявшие привязанность к марксизму, находились в постоянной обороне, вынуждены были непрерывно оправдываться, доказывать свою демократическую лояльность либералам, которые иногда привлекали их в качестве союзников в полемике с националистами. Достаточно посмотреть подшивку самиздатовского журнала „Поиски“, издававшегося совместно либералами и левыми, чтобы обнаружить, что никаких „поисков“ уже не было, как не было и особой потребности что-то искать. Смысл диалога состоял в том, что либеральная часть редакции предъявляла требования и условия, которым левые должны были следовать, чтобы быть принятыми в приличное общество» ^[644].

Журнал «Поиски» задумывался как «многопартийный». Из его соредакторов М. Гефтер сохранял интерес к марксизму, а П. Абовин-Егидес и Р. Лерт были воинствующими марксистами. Но дело не в марксизме только, а в том, какое будущее нашли «Поиски».

Концепцию нового социализма, связанную с идеями постиндустриального общества изложили старые оппозиционеры В. Ронкин и С. Хахаев, опубликовавшие в № 3 «Поисков» за 1981 г. статью «Прошлое, настоящее и будущее социализма». Также, как и М. Агурский, они опираются на хорошее знание западных дискуссий о будущем. Эта статья находится в русле «новых левых» и постиндустриальных идей.

«Относительное материальное благополучие современного Запада создавало впечатление, что задача построения общества всеобщего благоденствия фактически решена и без построения социализма.

Однако события 1968 года во Франции, деятельность „красных бригад“ и тому подобных организаций в Японии, Западной Германии и Италии показывают, что до всеобщего благоденствия еще очень далеко.

Наличие большого количества озлобленных аутсайдеров, неизбежное при товарно-денежных отношениях, неравномерность мирового экономического развития, интриги тоталитарных режимов — вот те факторы, которые при всеобщем отчуждении в любой момент могут вызвать серьезные социальные потрясения, вдохновляемые идеологией социализма.

Любые антисоциалистические идеологии оказываются в критической ситуации бессильны перед ней. Единственной возможностью противодействовать реакционному социализму является позитивный социализм». Старый социализм умер — да здравствует социализм XXI века. Другого пути в будущее нет.

Но новому социализму нужна новая опора. Ссылаясь на Г. Маркузе, авторы утверждают: «история показала, что чем более зрелым становится рабочий класс, тем более тред-юнионистски он настроен».

«Кроме того, удельный вес рабочих в развитых странах неизменно падает, соответственно падает и роль рабочего класса в производстве.

Ведущей силой современной индустрии становится фигура инженера», «потребление знаний (информации) становится одним из серьезнейших аспектов человеческой жизни…, производство знаний станет важнейшей отраслью человеческой деятельности, а интеллигенция станет основной силой общества» ^[645].

Итак, опорой нового социализма станет инженер и интеллигент. В этом Ронкин и Хахаев идейно близки к технократизму Сахарова и Орлова. Но в остальном они идут другим путем. Не власть управленцев-технократов, а свободная сеть производителей информации будет управлять экономикой и миром.

«Очевидно, что оптимальное регулирование производства информации должно носить иной характер, нежели регулирование промышленного производства.

В отличие от прочих продуктов человеческой деятельности, информация не распределяется, а распространяется (т. к. стоимость процесса размножения и материальных носителей может быть сколь угодно мала по сравнению со стоимостью и значимостью самой информации).

Информация есть первый продукт, который может распространяться и уже частично распространяется по потребности…

Поэтому всякая монополия на знания экономически нецелесообразна, вредна, а, следовательно, и антигуманна.

Поскольку получение информации — труд творческий, постольку сам процесс и удовлетворение любознательности могут служить стимулами сами по себе.

Кроме того, стимулом деятельности здесь могут служить такие виды поощрения, как популярность, уважение, престиж и т. п.»

В этой увлекательной и важнейшей для новой экономики деятельности может участвовать не узкий слой умнейших, а большинство общества. Но не могут же все производить только информацию. Нужно и что-то есть, во что-то одеваться.

«Может возникнуть вопрос: ну, а промышленность, сельское хозяйство, сфера услуг и т. п. — как будет обстоять дело там?

На это можно сказать следующее: сельское хозяйство на определенном этапе носило натуральный характер. Промышленность, подчиненная товарно-денежным отношениям, как только она стала основной сферой деятельности людей, подчинила этим же отношениям и сельское хозяйство (соответственно преобразовав его техническую базу и резко уменьшив количество занятых в нем людей, несмотря на то, что сельскохозяйственная продукция до сих пор остается основой существования человечества). Экстраполируя эту закономерность на будущее, можно утверждать, что производство знаний, став основной сферой, подчинит своим законам и остальные виды человеческой деятельности. Таким образом, вторая научно-техническая революция делает возможным переход к принципу „от каждого по способности, каждому по потребностям“» ^[646].

Левые диссиденты, опираясь на достижения современной западной мысли, нашли еще один путь к коммунизму. Здесь присутствует некоторая перекличка с Агурским, хотя возможно — в силу частичной общности источников. Во всяком случае, в идеях Ронкина и Хахаева отсутствует влияние общинного социализма. Постиндустриальные идеи воссоединятся с общинным социализмом несколько лет спустя, в том числе и благодаря знакомству политических неформалов времен Перестройки с идеями Ронкина и Хахаева.

Но и без анархистских влияний Ронкин и Хахаев указывают на взаимосвязь технологических перспектив информационной революции и необходимости преобразования социальной структуры общества на основе самоуправления и свободных связей между производителями: «Отказ от экономического способа управления поведением человека, следовательно, и от товарно-денежных отношений, означает, что на смену ему приходит новый способ регулирования — индикативный, при котором согласование деятельности достигается не путем внеэкономического или экономического принуждения, а путем добровольного следования совету или доказательству… Поскольку индикативный способ управления не предусматривает никаких санкций, это открывает широкий простор самоуправлению низовых коллективов и обеспечивает наиболее полную свободу человеческой личности» ^[647].