Кома - читать онлайн книгу. Автор: Эргали Гер cтр.№ 11

– Это как?

– Я, Лешенька, тут останусь. Не смогу я там, пока они тут. Ты же знаешь: капитан уходит последним.

– Какой из тебя капитан, мать? – Лешка даже руками всплеснул от изумления. – Нет, ты посмотри на себя: седая, больная, нищая, наполовину бездомная!.. Кто ты есть в этом мире? Я тебе скажу, кто ты есть. Ты – гордыня мира сего. Больная, нищая, бездомная, обманутая гордыня. И с этой твоей гордыней, мать, мы никогда по-человечески не заживем.

– Вот спасибо, – Кома невесело усмехнулась. – Наполовину вылечил. Только то, что ты называешь гордыней, я называю достоинством. Обыкновенным человеческим достоинством, без которого…

– Не будет квартиры – не будет и достоинства, – отрезал Лешка. – А мне что прикажешь? Бросить старуху-мать и поселиться в двухкомнатных апартаментах? А вдруг у тебя ноги отнимутся? Или опять сердце прихватит?

Кома удивленно посмотрела на сына. Не ожидала такой реакции.

– Ладно, Леш, чего воду в ступе толочь… В понедельник съездим, получим ключи. Там поглядим.

Лешка хмуро кивнул.

А люди не шли. И воя вселенского тоже не было слышно. Беспрерывно работали лифты, поднимая возвращающихся после собрания, хлопали двери, загомонили на кухнях – все как всегда; никто, однако, не причитал в коридорах, не слышно было проклятий и споров, и никто не врывался в кабинет старосты с гневными инвективами.

Наконец примчалась Фрида.

– Так вот с чего ты слегла! – чуть ли не попрекнула Кому. – Все знала, да? Знала и молчала? Хлопочем вокруг нее, как пчелки, а она в Зою Космодемьянскую играет!.. Вот скажи мне, Комэра Георгиевна, золотая ты наша: ты дура или святая?

– Дура, конечно, – успокоила Кома. – Давай, рассказывай, не томи…

Фрида закурила на пару с Лешкой, со вкусом пару раз затянулась, посетовала на мужа – бедолага хряпнул в одно рыло чекушку, теперь отправился за второй, так что сутки полетов ей обеспечены (как и большинство шизиков, Толя с малых доз улетал быстро, далеко и надолго); наконец вырулила на собрание. Собственно, оно еще продолжалось: счастливчиков отпустили, а «лишенцев» оставили, там страстей на полночи, если не до утра. А началось, как всегда, с проповеди отца Александра – вот только проповедь оказалась краткой и странно тревожной. «Упова-ая на земно-ое строи-ительство», – выпевал гласные долгопрудненский. Уповая на земное строительство, следовало ожидать, что неплохие бизнес-показатели могут оказаться неприемлемыми в плане спасения. «Мы пошли торной стезей и пришли туда же», – сказал долгопрудненский. После чего предложил помолиться за братьев и сестер, оставляемых за порогом общего дома. Празднично оживленный зал в смущении сотворил молитву вслед за отцом Александром. Затем на авансцену вышел Учитель. Он говорил страстно и резко. Фрида так поняла, что выступление долгопрудненского его задело.

– Кристальной честности человек, – заметила Кома.

– Кристальной, – согласилась Фрида. – К тому же отцу Александру «Белый голубь» по барабану. Будь у меня свой домик в Долгопрудном, я тоже была б человеком кристальной честности.

Кома удивленно посмотрела на Фриду; Фрида затянулась, выпустила изо рта колечко и продолжила свой рассказ.

Выступление долгопрудненского задело Учителя, но не смутило. «Мы не занимаемся бизнесом, – несколько раз повторил он с оглядкой на отца Александра. – Мы строим орден, а не мотель». Не на земное, мол, строительство уповаем, а на Царствие Небесное. На Святую Русь, а не на капитализм с человеческим лицом и волчьей хваткой. Ну и так далее: кризис, дефолт, тыры-пыры. Березовский, Смоленский, Гусинский, Ходорковский и примкнувший к ним Авен. Палки в колеса, кремлевский сброд, власть от лукавого. В результате к декабрю прошлого года на счетах стройки образовалась дыра – ноль рублей, ноль копеек. А в придачу к дыре – десять миллионов долларов долгов субподрядчикам. «И что прикажете делать? – вопрошал Учитель, с укоризной оглядывая собрание вечных двоечников. – Как нам следовало поступить? Заморозить строительство?..» Собрание потихоньку вскипало. Наконец, когда иллюстрацией к финансовому отчету пошла история Авраама, приносящего в жертву сына своего Исаака, кто-то из братьев не выдержал и воскликнул: «Да что случилось, Учитель?» Тут-то Учитель и выложил правду о третьем корпусе.

Не сразу до зала дошло, что означает сегодняшнее разделение на получивших ключи и не получивших. А когда дошло… Первые интуитивно полезли в карманы, нащупывая главное свое сокровище, а вторые… Вторые остолбенели, ошеломленно вперясь в бесконечно дорогого Учителя. Вторые зарыдали и завопили, рванулись к сцене, попадали в обмороки, стали глотать таблетки, рвать на себе волосы, царапать лица. Катя Вахрушева, сидевшая рядом с Фридой, вжалась в кресло и до крови прикусила губу. Запахло валерианой. Забегали по проходам люди в белых халатах – кто-то шибко умный догадался заранее вызвать скорую…

– Оргмомент, – пояснила Кома.

– Во-во, – согласилась Фрида.

От этого ужаса, от многоголосого выплеска горя зарыдали даже счастливчики, сжимавшие в карманах заветные связки ключей. (Кома попыталась представить себе рыдающий, воющий на сотни голосов зал – и не смогла.) Учитель с микрофоном в руках молча стоял на сцене. А внизу, под сценой, живой стеной встали гвардейцы Пал Палыча, кучно сидевшие в первых рядах…

– Оргмомент, – повторила Кома.

– Чего-чего? – не поняла Фрида.

– Да так…

– Вот именно, – пропустила мимо ушей Фрида. – И тут наш единственный ненаглядный сказал одну очень хитрую вещь. Типа того, что члены братства своих не бросают и вытащат всех. Что отныне их общий долг, общий крест – спасти всех членов братства, пострадавших от банкирского беспредела. Что на этом оселке орден только окрепнет и все такое – ну, ты знаешь, как он умеет… Короче, одним крючком подцепил и счастливчиков, чувствующих себя погано из-за того, что друзей-товарищей кинули, и лишенцев… Тонко, но недвусмысленно дал понять – выручать будут только тех, кто сохранит себя в братстве… То есть сказал по-другому: тех, кто сохранит себя для братства, мы обязательно вытащим – но интонации были такие, такие выразительные, что все его моментально поняли правильно. И когда он простер свои белы рученьки и воскликнул: «Клянемся в этом!», счастливчики радостно подскочили и завопили «клянемся». А когда он, послушав зал, еще раз воскликнул «клянемся», то – вот дурдом! – весь зал завопил «клянемся». Ей-богу, Кома, все хором!.. А наша Катечка – громче всех!.. Вот так нас хором окучили, а потом отпустили, сказали, что говорить будут только с лишенцами. И побрели мы на выход, окученные, но довольные, остались одни недовольные, но тоже наполовину окученные…

Наговорившись и накурившись, Фрида заторопилась спасать своего ненаглядного. Напоследок сказала:

– Тридцать лет преподаю сопромат курсантам, половина из которых при слове двучлен начинают дебильно ржать, но такого абсурда нигде не видела, даже в родной дважды краснознаменной… За что мы любим его? Почему верим?

– Не знаю, – сказала Кома. – Теперь – не знаю.