Царь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Есенков cтр.№ 19

Страница

«Я, Сигизмунд, король польский и пр., прошу вас, английских купцов, слуг моих доверенных, помогать подателю сего письма и оказывать пособие и помощь тем русским, которые ко мне дружественны, как деньгами, так и всякими другими способами…»

Может быть, Иоанна особенно тревожит именно это послание. Уж кого-кого, а английских купцов никак нельзя представить себе доверенными слугами польского короля. Как раз наоборот, польский король в течение многих лет делает всё, что в его силах, чтобы выжит всех иноземных торговых людей из Московского царства, где они ведут чрезвычайно выгодный торг, дающий барыш от сорока процентов и более, а польские пираты дерзко грабят все иноземные корабли, идущие в русскую Нарву, ничуть не хуже английских пиратов, которые грабят испанские корабли, идущие в испанские и голландские порты с грузом американского золота и серебра. Сообразив все эти хорошо известные обстоятельства, Иоанн не может не взволноваться. Если польский король всё-таки именует английских торговых людей своими доверенными слугами, именно английских, а не голландских или ганзейских, стало быть, с ними велись долгие и успешные переговоры, в итоге которых английские торговые люди действительно дали своё согласие оказывать любую, в том числе и денежную помощь московским мятежникам. А что получили в обмен? Многое могли получить, в том числе важнее для любого купца. Английская королева покровительствует только Московской компании, которая ведёт торговлю от пристани святого Николая на Вологду, Этой же компании покровительствует и сам Иоанн, ей он предоставляет торговые льготы, через её представителей ведёт переговоры с Елизаветой о военном союзе. Через Нарву идут почуявшие барыш, стихийные, неорганизованные купцы, всюду встречающие сильную конкуренцию со стороны мощной Московской компании. Этим купцам Иоанн никаких льгот не даёт, и если польский король пообещает им льготы в случае победы мятежников и весь московский рынок в придачу, они рискнут большими деньгами, лишь бы вышвырнуть вон конкурентов, не только из Москвы, но и из Белого моря и Вологды. Опасность не может не представляться Иоанну реальной. Возможно, кроме того, что поздний потомок итальянских разбойников политической мысли рассчитывает куда тоньше, чем это представляется простоватым его адресатам, испокон веку приобыкшим думать только мечом и потому способным только к бесхитростным, прямолинейным поступкам. Сомнения нет, польский король и литовский великий князь очень надеется на открытый мятеж этих достаточно ограниченных московских князей и бояр, надеется особенно потому, что лишён иных возможностей одолеть Иоанна, и он действительно набирает полки и сам направляется во главе их поближе к московским украйнам, чтобы в нужный момент прийти на помощь мятежникам. С другой стороны, он не может исключить и того, что Ивашку Козлова изловят верные опричные слуги и вся эта куча крамольных бумаг окажется в руках Иоанна. Нетрудно предугадать, каковы будут последствия такого провала. В разгар напряжённой, в сущности, безысходной войны потомок герцогов Сфорца одним махом устранит четверых самых видных, самых влиятельных воевод и думных бояр, а заодно насмерть поссорит московского государя и английских торговых людей, которых ему не удаётся выжить из Московского царства ни с помощью угроз и пиратов, ни с помощью убедительных посланий чуть ли не ко всем государям Европы, в которых он не устаёт повторять, как опасно возвышение Московского царства для всех вместе и в отдельности для любого из них. В жилах Иоанна течёт обыкновенная русская кровь, которая по части лукавства стоит крови итальянского кондотьера. Виновных в злоумышлении на его личность и власть он не подвергает ни опалам, ни казням. Каждый из них остаётся на прежних местах, что само по себе не может не быть превосходной местью замечтавшемуся польскому королю и литовскому великому князю. Вполне вероятно, что он разъясняет виновным в злоумышлении и на его личность и власть, как невыгодно им злоумышлять вообще, тем более невыгодно злоумышлять в пользу вражеской стороны. В самом деле, все они на первых местах в земской Думе и в земских полках, даже конюший Фёдоров не может называть свою службу в Полоцке унизительной, поскольку Полоцк не мал и чин конюшего остаётся за ним. А что они получат в Литве? Их сравняют с каким-нибудь ничтожным герцогом прусским или с помрачённым духом магистром, получившим Курляндию в обмен на своё верховенство в Ливонии. К тому же, вероятно, напоминает им Иоанн, как только он отвоюет Ливонию и Литву, в чём он не сомневается и в чём его подручные, только что подавшие голос на земском соборе. Не сомневаются тоже, он первым делом повесит предателя Курбского, посмевшего воевать русские земли во главе литовских полков, на первой подходящей осине, следом за ним непременно повесит и других беглецов, то есть в их числе Фёдорова, Бельского, Воротынского и Мстиславского, ели они решатся сбежать, так стоит ли наклоняться к измене? Он любит и умеет прибегать к устрашению, и скорее всего они, поразмыслив немного, приходят к согласию. По крайней мере все они сохраняют ведущее положение и в Думе и в войске. Как ни в чём не бывало повелевает он конюшему Фёдорову выдвинуть из Полоцка к литовским украйнам конные отряды служилых и пешие отряды посошных людей и на пути предполагаемого наступления литовских полков поставить крепость Усвят, да ещё крепости Улу, Сокол и Копие, с прозрачным намёком, какие именно бесконечные радости ожидают врага на Русской земле, и конюший Фёдоров, тоже как ни в чём не бывало, высылает посошных людей валить лес, расчищать место и ставить деревянные стены из трёхметровых брёвен в обхват и выдвигает вперёд свою конницу для охраны строителей на случай внезапного нападения пронюхавших о сюрпризе литовцев. Сам Иоанн, от природы наклонный к язвительной шутке, не может отказать себе в удовольствии вдоволь поиздеваться над облапошенным королём. Неизвестно, полностью ли он сам от имени своих оплошавших князей диктует послания польскому королю и литовскому гетману, ли в задушевной беседе с ними обозначает общие положения. Большого значения такие подробности не имеют. Всё едино в каждом послании его мысль, его обширное знание истории и международной политики, его спокойный насмешливый тон, и что за тон! Представьте себе, его подручный князь Бельский запросто именует своим братом польского короля и литовского великого князя, то есть обращается с ним как с равным себе. И это, конечно, не примитивная грубость, не высокомерное хамство оскорблённого мелкого самолюбия. С удовольствием испытанного ума, с изяществом увлечённого книжника Иоанн рукой Бельского обстоятельно излагает его родословие и родословие потомка герцогов Сфорца, из сравнения которых само собой безоговорочно следует, какое ничтожное место занимает польский король и литовский великий князь на большой политической сцене, заодно напоминая этим сравнением своим неразумным удельным князьям и московским боярам, что они были в литовской земле и чем они стали под скипетром московских великих князей:

«Писал ты ещё о наших предках, в какой чести они были, — так ведь великое княжество Литовское было нашей вотчиной, потому что наш прапрадед — князь Владимир, сын великого князя Ольгерда. Когда же князь Ольгерд взял себе вторую жену, тверянку, он, ради этой второй жены, лишил нашего прапрадеда предназначенных ему почестей и наследства и передал престол великого княжества Литовского своему сыну от второй жены — Ягайло. Известно всем христианским народам, в какой чести великий князь Ягайло держал прапрадеда нашего и своих младших братьев — Лугвеня и Свидригайла и иных младших братьев, и какая убогая вотчина была у нашего прапрадеда. Известно также, каким образом дед твой Казимир изменнически убил нашего родственника Михайла Олельковича и захватил его вотчину и отдал её под власть великого княжества Литовского, и в какой чести был прадед наш, князь Иван, и дед наш, князь Фёдор, и как его принуждали даже оставить свою веру, и как он в одной рубашке убежал к истинно православному великому государю блаженной памяти Ивану, деду его царского величества, нашего нынешнего государя. И он, как истинный православный государь, нашего деда, князя Фёдора Ивановича, пожаловал своим великим жалованием и воздал ему заслуженную честь, и с того времени до нынешнего никто в его земле не считается выше нас или даже в равенстве с нами; у царского величества служит много людей царского рода и великокняжеских родов, и все они по его царскому повелению подчиняются нашим приказам. Как же можно говорить, что мы сохранили достойную часть наследственных имений, если дед наш и прадед были лишены своего престола — великого княжества Литовского; какая же тут часть владений, — что можно получить с убогой вотчины? А наши подданные, паны великого княжества Литовского, были в равенстве с нашим дедом и прадедом — какие же тут воля и честь: быть в равенстве со своими подданными?..»

Страница