Царь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Есенков cтр.№ 26

Это конюший-то Фёдоров, уличённый в заговоре, в покушении на свободу и жизнь государя, невинный и правый? Это за алтарём без вины проливается кровь, когда виновный Иван Петрович жив-живёхонек посиживает в Коломне, в собственной вотчине, окружённый вооружёнными слугами, готовыми пролить кровь за него, не разбирая ни правых, ни виноватых? Это Казарин Дубровский, выжига, вор, подкупным попустительством только что проваливший поход на врага, должен быть прощён и оставлен без примерного наказания, на радость прочему дьячеству, таким же выжигам и ворам, о чём ведает, кроме Филиппа, весь белый свет? Это у татар и язычников больше правды, чем в Русской земле, которая именно под водительством этого смиренно ожидающего благословения царя и великого князя напрягает все наличные силы, чтобы наконец отбиться от них и принести им свет православия, пусть даже так, как это свершают насилием архиепископы Гурий и Герман? Честное слово, ум за разум зашёл у Филиппа!

Иоанн вновь слышит несколько изменённые, тем не менее всё те же лживые речи беглого князя, первым в своём послании обвинившего его будто бы в отступлении от православия, единственно на том основании, что посмел поднять руку на неправых, виновных в измене, однако он всё ещё сдерживает себя, напротив, он безоговорочно и твёрдо верен православию, он истинно благочестив для того, чтобы не учинить скандал в Божьем храме, он всего лишь предостерегает потерявшего голову митрополита:

— Филипп, ужели ты думаешь изменить нашу волю? Лучше бы тебе быть единомышленным с нами.

Но нет, Филипп явным образом теряет голову от неуместного, для пастыря недостойного гнева и впадает в очевидное противоречие с самим собой. Только восставал он во спасение невинных страдальцев, припеваючи живущих в Коломне, однако в ответ на призыв к единомыслию в делах государственных, так отличных по здравому убеждению Иоанна от дел попечителя церкви, он высказывает прямо противоположную мысль:

— Тогда суетна была бы моя вера. Я не о тех скорблю, которые невинно предаются смерти, как мученики. Я о тебе скорблю, пекусь о твоём же спасении. Если душа живая будет молчать, камни этого храма возопиют и осудят тебя.

Иоанн, похоже, наконец поднимает до той минуты потупленные глаза и отвечает угрозой в ответ на угрозу:

— Молчи, тебе говорю! Молчи и благослови нас!

Филипп с непреклонностью фанатизма продолжает стоять на своём, верно, забыв, что публичным оскорблением помазанника Божия берёт громадный грех на свою душу и позорит камни этого храма:

— Моё молчание грех на душу твою налагает, наносит смерть.

Тогда Иоанн указывает ему на то главнейшее, чего не желает принять во внимание неожиданный проповедник милости к изобличённым выжигам и ворам:

— Подданные мои и ближние восстали против меня, замышляют гибель мою. Перестань противиться державе нашей или оставь свой престол.

Собственно, он предлагает достойный выход из действительно вредного разногласия между главой церкви и главой государства, которое не может не подстрекать подданных к открытому бунту: Филиппу лучше добровольно воротиться в свой монастырь, к недостроенным мельницам, хлебопекарням и квасу. В том-то и дело, что обмороченный родством и гордыней Филипп возвращаться не хочет. Вместо серьёзного, обдуманного возражения он лишь бессмысленно восклицает:

— Я не добивался сана, не пользовался деньгами и интригами, чтобы достигнуть его. Зачем ты лишил меня моей пустыни?!

Сцена, и сама по себе безобразная, поскольку затевается в храме во время богослужения, завершается уже истинной пакостью. Похоже, во время освящённого собора, такого неудачного для Филиппа, составляется ещё один заговор, на этот раз направленный против слишком ретивого пастыря, который явным образом стремится разрушить благой мир между церковью и государем. Заговор затевают новгородский архиепископ Пимен, суздальский епископ Пафнутий, рязанский архимандрит Феодосий и духовник Евстафий. Во главе заговора стоит Пимен, опаснейший честолюбец, когда-то начавший свой путь наверх безличным послушником Кириллова Белозерского монастыря. Пимен давно зарится на место митрополита. В русской православной церкви новгородский архиепископ издавна почитается вторым лицом после первосвятителя. По своему положению, по значимости епархии он может, прямо-таки должен из второго стать первым лицом. Однако что-то уж очень не нравится в нём Иоанну. Во второй раз со дня смерти Макария он обходит Пимена возвышением, не предлагает его на первое место. Скорее всего именно ради этого первого места Пимен и затевает заговор против Филиппа на освящённом соборе, должно быть, предполагая, что, обязанный этой услугой, Иоанн в третий-то раз всенепременно возвысит его. И теперь, в эту злую минуту раздора между царём и митрополитом в Божьем храме во время богослужения, ради этого первого места он затевает гнусное предприятие. Он загодя подбирает благообразного отрока, не то действительно вовлечённого в содомский грех, довольно широко распространённый в тихих обителях, не то гнусно подученного солгать. Сообразив, что наступает благоприятный момент для его возвышения, он выставляет на всеобщее обозрение несчастного грешника и обращается, уже непосредственно ко всем богомольцам, с язвительным обличением:

— Царя укоряет, а сам творит такие неистовства!

Странно, что Филипп не опровергает этого скандального обличения, либо потому, что виновен, либо потому, что считает выше своего достоинства отвечать на откровенную клевету. Вместо опровержения он выставляет своё обличение, тоже скандальное, обнажающее перед оторопевшими богомольцами, какие гнусности творятся в среде высшего духовенства:

— Ты домогаешься восхитить чужой престол, но скоро лишишься и своего.

В довершение учинённого высшими духовными лицами непотребства перепуганный маленький чтец вдруг признается, что согрешил ложью по принуждению, и Филипп тут же торжественно прощает и благословляет раскаявшегося лгуна, однако так и не дав благословения смиренно склонившему главу царю и великому князю. Возможно, Иоанна выручает искреннее отвращение к этой возмутительной мерзости, уж слишком богопротивной. Он овладевает собой и молча выходит из храма, едва ли в тот момент твёрдо зная, как именно должно ему поступить. Вряд ли что-нибудь заранее обдумывает и доведённый до белого каленья Филипп. Коса, как говорится, находит на камень. В качестве государя Иоанн не может спустить митрополиту, который поставил его в ложное положение, отказав в благословении в присутствии вельмож и простого народа, однако из благочестия он отказывается продолжать недостойную перепалку и в течение некоторого времени избегает встреч с остервенившимся архипастырем. Кажется, это молчаливое предложение перемирия должно бы образумить Филиппа, однако ему не хватает благоразумия, чтобы вовремя остановиться, разобраться, из-за чего разгорелся сыр-бор, и сообразить наконец, что чересчур далеко залетел в жар обличения царя и великого князя, виновного единственно в том, что сослал одного из Колычевых в Коломну. Вместо успокоения, вместо уступки и перемирия, вместо хотя бы слабой попытки несколько посмягчить слишком натянутые отношения с царём и великим князем он выжидает только предлога, чтобы преподнести государю ещё один жестокий урок унижения, лишь бы выставить напоказ, что духовная власть выше светской, что Богову надлежит отдавать больше, чем кесареву, и заодно спасти от заслуженного наказания своего преступного родственника, затаившегося в своих коломенских вотчинах в ожидании полной победы. Предлог, конечно, находится, долго ждать его не приходится. Первыми напоминают о себе составившие заговор епископы и архимандрит. Пимену слишком не терпится поскорее спихнуть с его места Филиппа и пробраться в митрополиты. Руководимые им заговорщики принимаются действовать, хоть и подло, однако, в отличие от Филиппа, умело.