Царь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Есенков cтр.№ 35

Страница

Следствием розыска вновь становятся казни, и вновь Иоанн заполняет поминальный листок. Под топор палача ложатся изборские подьячие Семён Рубцов, его человек Оглобля, Пётр Лазарев, псковичи Алексей Шубин и Афимий Герасимов, а также Иван Лыков, Юрий Силин, Василий Татьянин, Григорий Рубцов, Юрий Незнанов, Михаил Дымов и его человек Воронов, Кузьма Кусов и Третяк Лукин. Иоанн ограничивается этими кровавыми жертвами собственного безрассудства, пыток или доноса, однако этот новый акт устрашения, направленный против земских властей, от воевод до приказных и стражи, не может успокоить его. Если семя измены не выкорчевать, оно прорастёт. В Александровой слободе составляются списки служилых и посадских людей Пскова и Великого Новгорода, которые связаны родством с Дубровским, Бухариным, Рубцовым и другими изменниками, а также с Колычевыми, Фёдоровым и Владимиром Старицким. Уже в марте всех ненадёжных, всех заподозренных в крамольных сношениях переселяют в замосковные земли. Новгородская летопись, в данном случае, несомненно, предвзятая, называет сто пятьдесят новгородских и пятьсот псковских семей. Сколько их было в действительности, установить невозможно, во всяком случае это не могли быть столь большие и, главное, столь круглые цифры.

В Москву он возвращается только в апреле, резонно предполагая, что заносчивый Рэндолф за истекшее время, проведённое в крепко охраняемой посольской избе, созрел для продолжения переговоров. Рэндолф в самом деле созрел и посбавил высокомерия. Всё-таки интересы торговли оказываются стократ важней разного рода зыбких политических поз и претензий. Английский посол на свой страх и риск нарушает инструкции железного Сесила. По итогам новых переговоров составляется новая грамота, след которой простыл как в лондонском, так и в московском архивах. Кое-как можно вывести из дальнейшего хода сношений, что Рэндолф принял все предложения Иоанна и о взаимном праве убежища, и о наступательном союзе, и о корабельных мастерах, которые необходимы для строительства военного флота, отчасти уже начатого в Вологде русскими мастерами. В обмен Рэндолф получает, может быть, даже больше того, чего добивался мошенническим умолчанием о союзе. Иоанн соглашается восстановить привилегии, данные Московской торговой компании и затем отменённые в наказание за промедленье с посольством, чтобы впредь высокомерные господа англичане с московским царём и великим князем не смели шутить. Он соглашается предоставить новые привилегии, позволить свободную и прямую торговлю с персидскими городами, разрешить в Вычегде разработку железной руды и вывозить в Англию выплавленное железо с пошлиной в одну деньгу с фунта, производить перечеканку английской монеты в Москве, Великом Новгороде и Пскове, даже обещает закрыть Нарву для тех англичан, которые смеют конкурировать с Московской компанией, и предоставить Московской компании право силой оружия вышвыривать своих конкурентов из Белого моря, больше того, англичане всюду в пределах Московского царства могут строить жилые дома и торговые лавки и судиться опричным судом, который представляется им предпочтительней мздоимного суда земских князей и бояр, а их московский двор возле церкви Святого Максима поступает под охрану опричников. Рэндолф может торжествовать, однако Иоанн оказывается и умнее, и дальновиднее, и хитрее прожжённого английского дипломата. Простите нас, сэр, но все эти преизобильные блага прольются на ваших торговых людей только тогда, когда составленная с вашего согласия грамота будет подписана и скреплена большой королевской печатью, а пока придётся без привилегий пожить, ничего не поделаешь, мало мы верим вам, потому что вы попытались нас обмануть. Соблюдая все правила дипломатических сношений между независимыми и равноправными государствами, он отправляет в Лондон своим полномочным представителем Андрея Савина, который его именем должен присутствовать на церемонии утверждения грамоты в королевском дворе, а сам в середине мая, забрав жену и детей, отправляется в Вологду.

Горький опыт подлой сдачи Изборска окончательно раскрывает Иоанну глаза на общую слабость земской обороны московских украйн. Перед его восшествием на престол единственным серьёзным укреплением на южной украйне служила Ока, на переправах и бродах которой московские полки каждое лето и осень сторожили крымских татар. Он задумал выдвигать крепости в степь, сначала одну линию, затем вторую и третью, располагая крепости так, чтобы они везде и всюду перекрывали движение орды далеко от Оки, и если конным татарам удаётся взять наскоком или обойти стороной одну из них, они вскоре напарываются на вторую и третью. На литовских украйнах крепости издавна ставились в линию, а Смоленск и вовсе не один раз переходил из рук в руки, так что линия обороны часто передвигалась то дальше, то ближе к Москве. Только недавно, овладев Полоцком, он на этом главном направлении стал выдвигать вперёд новые крепости, затрудняющие прежде свободное продвижение литовских полков, как это недавно случилось иод Улой: напоролись, потоптались на месте и отошли с тем, с чем пришли. Сделать то же на севере он не успел и не мог. Впереди древних твердынь Великого Новгорода, Изборска и Пскова сами собой встали отбитые ливонские крепости, естественно, когда-то поставленные в Ливонии вовсе не ради того, чтобы служить обороне Московского царства. Пока Иоанн рассчитывал на стремительную победу над бывшими рыцарями, его мало заботило, так ли, сяк ли связана между собой цепь прежде чужих укреплений, ведь по его планам предполагалось одним ударом воротить все старинные русские земли, только после победы и надлежало подумать о системе и методах обороны новых границ. Однако война затянулась, и с каждым днём становится всё ясней, что отныне любой воевода, любой подьячий из земства единственно ради того, чтобы отомстить за своего уличённого в измене племянника или дяди, ещё хуже, чтобы прикрыть свои преступления, в любой день и час может сдать ту или иную крепость врагу, вовсе не помышляя об отечестве и измене, поскольку в сознании витязей удельных времён, ослеплённых обидой, отсутствуют понятия отечества и измены. Витязь удельных времён, ослеплённый обидой, ещё более ослеплённый желанием служить кому и где заблагорассудится, мстит за свой род до седьмого колена, а там хоть трава не расти, ещё станет торжествовать от души, если спустя несколько дней после его предательской сдачи вверенного ему укрепления литовская, польская или татарская конница ворвётся в Москву, вдвойне станет торжествовать, если литовцы, поляки или татары соединёнными силами сожгут Москву и истребят всё Иоанново семя. Витязи удельных времён ставят его перед необходимостью по-новому строить оборону литовских украйн, в особенности со стороны Пскова и Великого Новгорода, где на десятки, на сотни вёрст не поставлено ни одной крепостицы. Именно Вологда, по его разумению, должна превратиться в оплот обороны на случай, если падут Псков и Великий Новгород, Полоцк, Смоленск и Москва. Оттого Иоанн так часто наведывается сюда, оттого с пристальным вниманием осматривает строительные работы. Он никак не может удовлетвориться результатами трудов целого года. Если его крепость-дворец на Воздвиженке, сложенная из тёсаного камня и кирпича, возникает чуть не в мгновение ока, то вологодской крепости всё ещё не видать. Возведена всего лишь одна, правда, главная стена на юго-восток, её усиливают девять каменных башен. Отчасти продвинута отныне наиболее важная стена на северо-запад, она пока что имеет две башни. Его повелением пушечный двор уже успел отлить около трёхсот стволов крепостной артиллерии, стволы уже доставлены в Вологду, однако свалены в кучу в ожидании, когда же наконец возвысятся стены и возведутся под них площадки и бойницы. В гарнизон крепости определено пять сотен опричных стрельцов, стрельцы тоже прибыли к месту несения службы, а им пока что нечего охранять, как и пушкам пока что неоткуда стрелять. Беломорские рыбари сооружают четыре большие поморские ладьи, первые корабли того военного флота, который он уже видит в мечтах, но при одном взгляде на них ему становится ясно, как далеки они от мечты. Эти крепко сколоченные посудины прекрасно могут дойти до Груманта, до Лондона, хоть до поселений Америки, они хороши для торговли и рыбного промысла, тогда как он нуждается в военных, боевых кораблях, способных сражаться против польских, французских, голландских и английских пиратов.

Страница