Царь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Есенков cтр.№ 64

Кажется, чего проще, закрепости царь и великий князь этих бродяг по европейскому образцу, прикрепи их к земле так, чтобы и пикнуть не смели, этого жаждут, от него этого ждут не дождутся и князья, и бояре, и служилые люди, и смиренные иноки, в ножки падут царю и великому князю, хоть с этой стороны мир и порядок установится на грешной Русской земле. У Иоанна предостало бы твёрдости воли, чтобы учредить этот новый порядок, однако государственный расчёт ему говорит, что этого делать нельзя. Ну, закрепостит он бродячую Русь, привяжет к земле в Ярославле, в Суздале, в Костроме, в Ростове Великом, а кто сядет на Волге и за Окой, кто пойдёт в стрельцы и казаки, кто сядет на стражу в порубежные крепости, кто станет дозором в степи? У Московского царства неприятель и с севера, и с запада, и с юга, вот в чём наша, русская, вековечная боль.

От этой боли и другая беда: служилым людям становится не с чего службу нести. Служилые люди служат с земли, а земля мало-помалу обращается в пустошь. Землепашец обязан прокормить по меньшей мере самого служилого человека и его боевого коня, а он, как на грех, находит выгодным для себя засевать полдесятины, в обрез, но хватает себе и семье. Разумеется, служилый человек, оружный и конный, сплошь и рядом грабит землепашца до нитки, только после грабежа, которым нарушается равноправный, законом установленный договор, строптивый землепашец собирает манатки и в путь, предварительно распродав коров и свиней. Хватив раз-другой лиха по ноздри, владельцы земли пробуют поступать надёжней и проще, стоит в Юрьев день рачительному землепашцу уплатить все аренды, дани и пошлины и со своим добром отправиться восвояси лучшей доли искать, что князь, что боярин, что дворянин грабят его, только тот сделает шаг за околицу. Закон в Московском царстве всё-таки есть, и, как ни странно для любителей пакостить нашу историю, хороший закон. По хорошему закону ограбленный землепашец имеет полное право отправиться в суд, однако в суде грабитель объявляет его своим беглым холопом или обвиняет его в воровстве. Суд, естественно, поступает по-русски, то есть по мзде, закон, известное дело, что дышло, и честный, рачительный, ограбленный землепашец возвращается по суду к владельцу земли, после чего и самый честный, самый рачительный, самый смирный из землепашцев уж точно сбежит.

Нужно всю правду сказать: сами землепашцы далеко не всегда ведут себя чинно и свято блюдут хороший закон. Поселившись на пустоши, землепашец, как повелевает хороший закон, освобождается от арендной платы на несколько лет, как правило, лет до пяти. Отжив же свои законные благодатные годы, не дав владельцу земли ни зерна, смекалистый землепашец отказывается на будущие времена аренду давать, без зазрения совести ссылаясь на то, что прежде ни зерна не давал. Владелец бывшей пустоши, а нынче паханой, благоустроенной пашни в бешенстве изгоняет его в светлой надежде эту паханую, благоустроенную пашню другому старателю сдать хоть за пятую часть урожая, вот только изгоняемый землепашец отказывается, как он упрямо считает, со своей земли уходить. На этот раз уже владелец земли обращается в суд. Судья рядит, судит, на этот раз по закону, и приговаривает неплательщика выселить с паханой, благоустроенной пашни в месячный срок, после чего разрешается вывести его любыми средствами вон, только на какого землепашца наскочишь, иного с этой им распаханной, благоустроенной пашни никакими средствами не удаётся вывести вон, хоть иди на него с мечом да с копьём.

Как ни странно, от этой катавасии с хорошим законом больше других страдают именно опричные воины. Всё-таки с той поры, как Иоанн учреждает стрелецкие пехотные, постоянно несущие службу полки, нанимает служилых казаков, служилых татар и немецких наёмников, организует более или менее дисциплинированное, более или менее организованное опричное войско, на земское ополчение выпадает сравнительно небольшая нагрузка. Земских служилых людей сзывают всего не несколько месяцев в год, на два или три, в крайнем случае на четыре, да и то они в бездействии стоят на Оке или прикрывают московских стрельцов и служилых казаков, как было во времена казанского и полоцкого преславного взятия. Месяцев на восемь, а то и на десять в году земский служилец возвращается в своё пожалованное сельцо или село, отдыхает, отъедается на нехитрых, однако сытных домашних харчах, его конь в целости и сохранности стоит на конюшне, у него не находится оснований для чрезмерных, чрезвычайных поборов с землепашцев, звероловов и рыбарей, разве что у служильца крутой нрав или шкурный характер, что никак без безобразия не может прожить.

Опричное войско то и дело в походе, если не воюет, то сопровождает царя и великого князя или исполняет его повеления, когда в своевольном земстве заводится заговор или измена. Поместные дачи у опричников полные, дисциплина от этого строже, не являться на службу нельзя, как частенько приключается в земстве, на те восемь или десять месяцев в году, которые земские служильцы дома сидят, опричным служилым людям приходится забирать припасы и корм из поместья, одним конём на такой службе тоже не обойтись, так что нередко приходится обирать своих землепашцев, звероловов и рыбарей чуть не до последнего сухаря и всех коней забирать, после чего пашня поневоле остаётся непаханой, а землепашцы, звероловы и рыбари уж если всюду целыми ватагами разбегаются, то в первую очередь с опричных земель, а когда служилый человек из опричного войска наконец возвращается в пожалованное сельцо или село залечить свои раны, отдохнуть от похода месяц-другой, то находит в буквальном смысле слова под видом поместья разбитое корыто и зарастающую кустарником пустошь.

Бесспорно, сметливые землепашцы, звероловы и рыбари от разного рода стеснений, тем более от прямых грабежей равно уходят и с опричных, и с земских земель, покидают вотчины, поместья, монастыри без разбора, стоит владельцу земли лишнее зерно с него ухватить, лишнюю копну сена свезти на свой сеновал, а попробуй тронуть лошадь или корову, так после и вовсе никого не заманишь к себе, и потому всё свободное время князья, бояре, служилые люди и смиренные иноки заняты главным образом тем, что сманивают к себе чужих землепашцев, звероловов и рыбарей, тем же промыслом занимаются даже приказчики дворцовых и чёрных земель, на которых тоже шесть десятин из семи стоит в перелоге да в пустоши, поскольку во всех ведомостях всех форм владения одни и те же слова: «выбежал», «сшёл», «сбёг безвестно», «скитается», «вывезен». Хороший закон опять-таки разрешает сманивать и свозить сколько угодно, лишь бы настал Юрьев день и с прежним владельцем земли был произведён полный расчёт. Рассчитываться с прежним владельцем русский землепашец, зверолов и рыбарь отчего-то не испытывает никакого желания, большей частью если он решает уйти, то удаляется, не сказав ни слова, не дав ни зерна, как гласит документ и «не в срок», «без отказа», «без установленной явки», «без уплаты пожилого», не говоря уже о полученной ссуде или взятом взаймы. Конечно, за этакого мудреца может расплатиться тот владелец земли, который сманивает или свозит его, только у самих владельцев земли, тоже, вестимо, русских людей, либо нечем, либо не завелось охоты платить. Что же остаётся князю, боярину, служилому человеку, монастырю, приказчику царя и великого князя? Князю, боярину, служилому человеку, монастырю, приказчику царя и великого князя остаётся свозить землепашцев, звероловов и рыбарей самым грубым, самым бесчеловечным насилием, и русские деревни в течение недели до и в течение недели после замечательного осеннего праздника Юрьева дня превращаются в нечто похожее на поле сражения, с военными действиями, с кровопролитием, с отрядами вооружённых людей. Нередко случается, что владельцы поместий и вотчин или целые крестьянские общества чёрных земель насчитывают на своих землепашцев, звероловов и рыбарей лишние платежи или грабят, опять же до нитки, чтобы те никуда не ушли, а если не помогают и такие кардинальные меры, заковывают в железы и с оружием в руках встречают незваных соседей, сующихся сманивать и свозить. Благодаря столь находчивым мерам поживиться в Юрьев день не всегда и не всем удаётся, и вооружённые отряды рыскают во все прочие дни, выглядывая, где и кто без опаски сидит, наскакивают внезапно, свозят изгоном, пока ротозей владелец земли не опомнится, не разберётся, в чём дело, и, стало быть, не успеет отбить, тоже, естественно, вооружённой рукой. В сущности, по всему Московскому царству ведётся каждодневная, внутренняя, неутихающая, необъявленная война владельцев земли, в которой землепашцев, звероловов и рыбарей вовсе не убивают, как кричат и склоняют по всем падежам никогда ничего толком не знающие обличители тирании, которая мерещится им на каждом шагу. Напротив, в этой странной войне землепашца, зверолова и рыбаря берегут пуще глаза, укрывают, правда, сплошь и рядом закованными в железы по подвалам и прочим укромным местам, отдавать не хотят, отнимают и развозят по своим деревням в целости и сохранности, чуть ли не так же, как в блаженную пору язычества умыкали невест. В каждом землевладении едва ли шестая часть землепашцев, звероловов и рыбарей сидит, исполнив хороший закон, то есть расплатившись с прежним владельцем за пожилое и ссуды и займы, ещё приблизительно такая же часть составляется из беглецов, не уплативших прежнему владельцу хотя бы ломаную деньгу, остальные две трети или даже три четверти сидят насильственным свозом. Понятное дело, насильственный своз сопровождается грабежом. Все владельцы земли грабят походя всех. Случается, что приказчик царя и великого князя, или князь, или боярин, или служилый человек, или игумен просто-напросто отправляют своих людей на село, в котором стоит церковь, усадьба, несколько домов причта и до десятка крестьянских дворов. Их люди обступают село, точно какой-нибудь ливонский Вольмар или Тарваст, бросаются грабить дворы и конюшни, бьют насмерть старосту, прислугу соседа, землепашцев, псаломщиков, не щадя порой ни дьякона, ни попа, стреляют по ним из луков и ручниц, колют рогатинами, секут топорами и саблями, увозят награбленное добро и тех, кто остался в живых, хорошо ещё, если после этого не запалят и усадьбу, и церковь, и жилые дома. Нечего удивляться, что и земское, и опричное войско так бесконечно, так всеохватно грабит во время походов всех, кто под руку попадёт, равно чужих и своих: не захватив мужиков, не награбив добра, редко какой служилец сможет в законном виде на государеву службу прийти. Нечего говорить, что, постоянно вертясь в этой мышеловке без средств, не на разврат и бесцельное прожигание жизни, а хотя бы на сносное несение государевой службы многие из них берут в долг, чаще всего у богатых бояр и монастырей, однако мало кто имеет возможность, ещё реже имеет желание платить по долгам.