Горбачев. Его жизнь и время - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Таубман cтр.№ 170

За время работы съезда отношения между Горбачевым и Сахаровым постепенно испортились, и не последнюю роль в этом сыграла та встреча наедине, которую удалось не без некоторых сложностей устроить Сахарову. Она состоялась поздно вечером, после одного из вечерних заседаний съезда. Сахаров весь день передавал Горбачеву сообщения о том, что хочет встретиться и побеседовать, хотя позднее Горбачев утверждал, что эти сообщения до него не доходили. Тогда Сахаров уселся недалеко от двери, из которой должен был выйти Горбачев, и стал ждать в уже пустом и полуосвещенном зале заседаний. Горбачев вышел не один, а с Лукьяновым. Они сдвинули три стула в угол сцены за столом президиума и сели разговаривать. И Горбачев, и Сахаров очень устали за день, но Горбачев слушал внимательно – “на его лице ни разу не появилась обычная у него по отношению ко мне улыбка – наполовину доброжелательная, наполовину снисходительная”. Сахаров заговорил о том, что перед Горбачевым стоит выбор – или ускорять перемены, или сохранять прежнюю систему; что “средняя линия”, которой придерживается Горбачев, практически невозможна, а между тем его “личный авторитет упал почти до нуля”. Еще Сахарова тревожили слухи – явно распускаемые врагами, – о том, что Горбачев брал крупные взятки, когда был партийным начальником в Ставрополе.

Ничего хорошего из той беседы не вышло, вспоминал Сахаров. Сам Горбачев впоследствии помнил (или желал помнить) только то, что речь тогда шла об обвинениях в коррупции и что он ответил: “Андрей Дмитриевич, вы можете спать спокойно, ничего подобного Горбачев никогда не делал”. А Сахарову слова Горбачева запомнились иначе: “Я совершенно чист. И я никогда не поддамся на попытки шантажировать меня – ни справа, ни слева!” ^[1516]

Какой бы позиции ни придерживался сам Горбачев, ему приходилось считаться с тем, что Сахаров бесит большинство консерваторов. А еще у Горбачева сложилось впечатление, что наивностью Сахарова пользуются некоторые радикальные демократы. “Кто-то дирижировал Сахаровым, постоянно вызывая его из зала”, так чтобы у Горбачева появлялся повод лишить его слова и “показать стране, как беспардонно власти обращаются с заслуженным человеком” ^[1517].

В предпоследний день работы Первого съезда, 8 июня, Горбачев выступал с более или менее рутинными замечаниями – и вдруг объявил, что “депутат Сахаров Андрей Дмитриевич настоятельно просит дать ему слово”. Судя по расшифровке стенограммы (“Шум в зале”), многие делегаты выразили недовольство. Сахаров выступал уже семь раз, добавил Горбачев, и вот сейчас он снова просит пятнадцать минут. Опять пометка: “Шум в зале”. Горбачев спросил: “Будем давать слово? (Шум в зале.) Одну минутку. Мне кажется, давайте мы попросим Андрея Дмитриевича уложиться и высказать в пять минут свои соображения. (Шум в зале.)”

Итак, Сахарову предоставили пять минут. Но в пять минут он не уложился. Сахаров сетовал вслух на то, что Горбачеву предоставили фактически ничем не ограниченную власть, говорил о “надвигающейся экономической катастрофе”, обострении межнациональных конфликтов, о “кризисе доверия народа к руководству страны”. И сделал вывод, что Съезд народных депутатов должен немедленно “взять власть в свои руки”.

“Одна минута”, – вставил Горбачев, но Сахарова было уже не остановить. Он говорил еще несколько минут.

Горбачев. Все-таки заканчивайте, Андрей Дмитриевич. Два регламента уже, два регламента.

Сахаров. Я заканчиваю. Опускаю аргументацию. Я пропускаю очень многое.

Горбачев. Все. Ваше время, два регламента истекло. Прошу извинить меня. Все.

Сахаров. (Не слышно.)

Горбачев. Все, товарищ Сахаров. Товарищ Сахаров, вы уважаете Съезд? Хорошо. Все.

Сахаров. (Не слышно.)

Горбачев. Все! (Звонок.)

Сахаров. (Не слышно.)

Горбачев. Прошу завершать, прошу заканчивать. Все! Заберите свою речь, пожалуйста! (Аплодисменты.) ^[1518]

Горбачев отключил Сахарову микрофон, и тот еще некоторое время что-то говорил в пустоту.

Он упрашивал Сахарова закончить выступление, даже не думая ссылать его в Горький: вот как все изменилось при Горбачеве! Как бы порой ни изматывал и ни разочаровывал съезд, Горбачев был “в ударе”, как отмечал его критик и член Политбюро Воротников. Сидевший неподалеку от президиума Адамович понимал, что съезд – “детище Горбачева, его затея. И это детище оказалось капризным, злым ребенком, который вечно норовил укусить родителя и плюнуть ему в лицо”, а Горбачев, хотя немножко обижался и возмущался, все равно относился к нему с любовью и заботой ^[1519].

В своих мемуарах Горбачев так охарактеризовал первый съезд: “Это был крутой поворот, настоящая смена вех”. “Тот съезд изменил историю нашей страны”, – вспоминал Яковлев. Но если возникновение совершенно нового института имело огромное значение, то не менее важной оказалась и главная роль, какую сыграл там сам Горбачев. Родилась подлинная гласность – именно об этом он давно мечтал, к этому долго и упорно стремился. Это было удачное воплощение – причем на самом высоком уровне – всех его замыслов, прежде терпевших крах, начиная с наивных попыток хоть что-то изменить к лучшему в унылых захолустных селах Ставрополья – решить социальные проблемы не директивами сверху, а обсуждением наболевшего. Горбачев старался сформировать настоящую “парламентскую культуру” в стране, где ее никогда не существовало, и потому, как вспоминал Шахназаров, он задерживался после заседаний, встречался с депутатами, выслушивал их, силился понять их самих и их заботы. Уже то обстоятельство, что высший руководитель страны стал вдобавок спикером парламента, тратит зря драгоценное время, отведенное на государственные задачи и международные дела, и выступает арбитром в нескончаемых и беспорядочных спорах законодателей-новичков, можно было бы счесть безумием. Некоторые из сторонников Горбачева предостерегали его, что, поступая так, он роняет собственный престиж и ослабляет свою власть. Но кто еще мог бы обучить и депутатов, и миллионы зрителей, смотревших дебаты по телевизору, культуре парламентского поведения? Кто еще мог бы столь толково вникнуть во все необходимые политические нюансы? Сам Горбачев считал, что никто, и, наверное, был прав. Кроме того, роль арбитра тешила его самолюбие. Киргизский писатель и народный депутат Чингиз Айтматов пел осанну Горбачеву, поддерживая его кандидатуру на должность председателя съезда. Горбачев в своих мемуарах приводит довольно большую выдержку из хвалебного выступления Айтматова и уверяет, что делает это “совсем не потому, чтобы польстить таким образом самому себе”: “Просто мне кажется, что он с его писательским даром сумел найти точные слова для характеристики того, что у нас произошло”. Айтматов говорил тогда: “Вот пришел человек и растревожил спящее царство… Этот человек волею судеб пришел к руководству как нельзя вовремя. Конечно… он мог и не утруждать себя, мог спокойно восседать торжественно в президиумах, зачитывать с трибун писанные секретарями тексты, и все катилось бы по накатанной дорожке. Но он отважился, казалось бы, на невозможное… Он отважился вступить на путь социального обновления и стоит на нем на крутом ветру перестройки” ^[1520].