Ласковый ветер Босфора - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Владимировна Покровская cтр.№ 13

Катя отрывисто кашлянула, намекая, что этот обмен любезностями пора кончать и переходить непосредственно к работе. Мустафа, спохватившись, объявил:

– И, наконец, наш прекрасный режиссер, человек, с которым я несколько лет уже мечтал поработать, и до сих пор не до конца верю обрушившемуся на меня счастью. Мисс Катерина Лучникова.

Катя чуть приподнялась на своем стуле, кивая в ответ на приветствия. Поймала на себе изумленный взгляд Эртана и неприязненно усмехнулась.

Что, не узнал, красавчик? Вчера, в роскошных тряпках и маске режиссерша показалась тебе еще ничего, можно и приударить? А сегодня увидел, так сказать, товар лицом и опешил? До чего же мерзкий, отвратительный, беспринципный приспособленец!

Не желая больше циклиться на ушлом прилипале, Катя сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, обвела взглядом других членов группы и выговорила положенные случаю любезности:

– Очень рада буду работать с такими интересными и разносторонними людьми. Этот проект крайне важен для меня. Желаю нам всем больших творческих успехов, – и в конце добавила: – Если наш дорогой продюсер не против, может быть, уже довольно приветственных слов и приступим к работе?

Мустафа заверил, что он совершенно не против, наоборот, ему не терпится посмотреть первые отрепетированные сцены спектакля. А затем ретировался обсуждать что-то с руководством концертного зала, объяснив это тем, что хочет дать Кате и актерам время привыкнуть друг к другу, сработаться и не желает смущать их своим присутствием. Катя спросила, всем ли секретарь раздал расписание репетиций на ближайшую неделю, а затем решительно выставила из зала всех, кто сегодня не был ей нужен. Что ж, пора было приступать.

За годы службы Катя выработала свой подход к постановке спектакля. Привыкла ставить сцены не последовательно, так, как они потом шли в постановке, но выделять основные, расставлять акценты, на которых впоследствии и будет строиться спектакль. И лишь в самом конце собирать всю историю из уже отработанных сцен, как из деталек конструктора. Схему спектакля Катя нарисовала еще в Москве, составила план эпизодов, над которыми нужно будет поработать в первую очередь. Понятно было, что что-то придется менять по ходу, какие-то моменты убирать, какие-то выводить на первый план, однако общая «рыба» была у нее уже готова. Примерную схему движения в ключевых сценах, так же, как и текст роли на двух языках, она разослала актерам еще из Москвы, так что теперь не должно было возникнуть заминок.

Первая репетиция должна была стартовать со сцены на Патриарших – сцены появления Воланда. Декорации пока установлены не были, и техники по ее просьбе вытащили на сцену лишь банкетку, которая должна была временно изображать знаменитую скамью в аллее, параллельной Малой Бронной.

Музыку к спектаклю Катя сразу решила взять классическую, к настоящему времени Килинч уже согласовал и оплатил использование выбранных Катей композиций. Нужные записи были подготовлены, и Кате оставалось лишь дать указания звукорежиссеру, когда и что именно включать. В планах мизансцен, которые Катя выслала членам труппы еще из Москвы, было расписано, под какое музыкальное сопровождение появляется на сцене каждый из персонажей. А потому к началу репетиций основные задействованные в спектакле артисты уже должны были быть в курсе того, под какую музыку выходить.

Не занятые в первой сцене актеры в зале затихли, на банкетке на сцене расположились Юрий Гаврилович и Сережа. Переводчик занял место за пультом, актеры же всунули в уши едва заметные маленькие наушники, в которых должен был идти синхронный перевод.

– Мизансцену помните? – спросила Катя. – Или пройдем вместе, ногами?

Юрий Гаврилович заверил Катю, что они все прошли еще до ее приезда и можно сразу начинать. Тогда Катя обратилась отдельно к Озтюрку.

– Перед вашим появлением, – объяснила она, – начинает играть «O Fortuna!» из Carmina Burana. Вы пропускаете первые два такта и выходите на третий.

Тот, как-то опасливо покосившись на нее, может быть, почувствовав кипевшее у Кати внутри, до конца не подавленное раздражение, кивнул. И, заразительно улыбнувшись, отозвался:

– Все ясно. Как в бальных танцах, да?

Катерина однако же на эту явную попытку разрядить обстановку не отреагировала и лишь ответила сухо:

– Бальные танцы были вчера. Сегодня у нас серьезная работа.

Эртан, кажется, слегка опешив от такой открытой неприветливости, смешался и заверил:

– Я все понял, мисс Катерина, сделаю.

И ушел за кулисы ждать своего выхода.

Катя заняла место на стуле, перед авансценой, вооружилась подготовленным для нее микрофоном и объявила громко:

– Тишина в зале. Мы начинаем.

Из динамиков грянула мелодия, предварявшая по задумке сцену на Патриарших, и позевывавший на сцене Юрий Гаврилович мгновенно переменился. Подобрался весь, нацепил на лицо покровительственно-глумливое выражение, повел носом, словно самой природой созданным вынюхивать в текстах крамолу, и обернулся к Сереже. А Сережа – не Сережа уже, а Иванушка Бездомный, молодой горячий советский поэт, – подался вперед и насупился, заглядывая в собственную рукопись, которую критиковал председатель МАССОЛИТа.

– Да что не так в моей поэме? – с обидой заговорил Иванушка. – Сказано было – антирелигиозная, я и написал антирелигиозную, – он даже губы свои, еще по-юношески припухлые, надул, возмущенный творящейся с ним несправедливостью. – Что, скажете, положительный у меня Иисус получился?

Катерина нахмурилась. Иванушка выходил у Сережи очень убедительным и живым, однако с англоязычными репликами надо было что-то делать. Сергей явно не в совершенстве владел английским, запинался, спотыкался, совершал дурацкие ошибки.

«Нужно будет педагога к нему приставить, что ли, – размышляла Катя, следя за разворачивавшейся перед ней сценой. – Пускай отработает с ним текст роли, чтобы, по крайней мере, правильно ставил ударение в английских словах».

– Да не в этом же дело, Иван, – усмехнувшись праведному негодованию сбитого с толка поэта, заговорил Берлиоз. – Ты пойми, нет ни одной восточной религии, в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Иванушка возмущенно вскочил, обежал скамейку и грохнул крупным кулаком пролетарского поэта по спинке.

– Спасибо, Юрий Гаврилович, отлично! – прокомментировала в микрофон Катя. – Иванушка, друг мой, не мельтеши так. Я понимаю, ты возмущен. Ты уже сдал поэму, и тебе до смерти не хочется ее переписывать. К тому же ты уверен, что написал хорошо, это просто старорежимный Берлиоз ни черта не понимает, только пустым умствованием занимается. Но когда ты бегаешь по сцене, ты рассеиваешь внимание зрителя, и мы не видим Берлиоза. Поспокойнее, хорошо?

Репетиция шла своим чередом, первая сцена постепенно разворачивалась, и, наконец, из динамиков зазвучала тревожная оркестровая музыка и хор загремел: