Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Быков cтр.№ 88

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е | Автор книги - Дмитрий Быков

Cтраница 88
читать онлайн книги бесплатно

1925

Лев Гумилевский
Собачий переулок
Часть первая
После Девяти
Глава I
В кривом зеркале

Трагический узел, впоследствии едва не разрубленный с решительностью и суровою прямотою приговором суда, завязался, несомненно, при первой же встрече Хорохорина с Верой.

Не распутанный до конца ни судебным следствием, ни тысячеустой молвою нашего города, ни отголосками процесса во всей стране, не разъясненный нисколько ни диспутами, ни докладами, ни лекциями, ни статьями этот страшный узел оставался таким же запутанным и до сих пор. Может быть, главная причина этому и заключалась в том, что никому в голову не приходило начать распутывать его с первой петли: наоборот, все бравшиеся за расследование жуткой драмы, происшедшей у нас, начинали с нее, то есть с конца.

Так, в пьесе, поставленной московскими театрами, носившей претенциозное название «Рабы любви» и явившейся, в сущности говоря, инсценировкой подлинных событий, имевших место у нас, о первой встрече главных действующих лиц не говорится ни слова. Оставшись не осведомленным о начале знакомства героев, не догадываясь об их действительных взаимоотношениях, неизвестный автор увлекся драматизмом положений и использовал материал очень поверхностно. Правда, пьеса обошла все провинциальные сцены и даже была разыграна любителями в нашем клубе, но не внесла в дело ничего нового.

К тому же автор, никогда не бывавший в нашем городе, перепутал названия улиц, изобразил Бурова стариком, заставил Анну говорить с резким акцентом, что вызвало лишь смех и шутки. Наши артисты пробовали восстановить все так, как было в действительности, но не решились исправить текст, и пьеса у нас решительно провалилась.

Что касается фильма, обежавшего все кинематографы и показывавшегося будто бы даже за границею, то он был состряпан по обычному рецепту детектива, где все сосредоточены на движении, занимательности интриги и запутанности происшествий. Хотя факты были изложены верно, но отсутствие бытовых подробностей, полное пренебрежение к показу чисто психологических моментов, оправдываемое, впрочем, законами кино, — все это обесценило картину совершенно.

Не понравилось у нас и название фильма: «Жертвы сладострастия», потому что рассчитывало оно более на дешевый эффект, чем на соответствие содержанию картины. Картина нас разочаровала, она как-то снизила размеры событий, преуменьшила их до забавного анекдота и ничего не прибавила к тому, что все знали.

Таким же протокольным, лишенным бытовых подробностей, психологических намеков, было и сообщение в печати о разыгравшейся у нас драме. Поэтому когда на последнем съезде партии в Москве докладчик по комсомольскому вопросу упомянул о нас, то ограничился сухой ссылкой на факт и не дал нужных обобщений и выводов, что не без успеха старались сделать наши делегаты в последовавших затем прениях.

Лишь на последней сессии ВЦИКа при обсуждении проекта кодекса законов о браке один из ораторов с успехом использовал часть материала, полученного им от наших делегатов.

Были также некоторыми авторами, касавшимися событий в публицистических статьях, сделаны попытки начать исследование с биографий действующих лиц. Однако и это нисколько не помогло, даже, наоборот, затемнило основную сущность, перегрузив материал ненужными деталями, именами, датами, мелкими происшествиями, не имевшими непосредственного отношения ни к действующим лицам, ни к самой драме, стоящей в центре повести. В связи с биографическими данными развертывается вначале только личная драма Зои Осокиной, но ее биография не нуждается в специальном обследовании, потому что и сам Осокин-отец становится невольно действующим лицом.

По существу же вопроса биографические подробности ничего не говорят.

Наша задача — восстановить все происшедшее в том виде и в той последовательности, в каких оно было действительно. Тот огромный, тот исключительный интерес, с которым встречается каждое новое слово, каждая новая подробность о разыгравшихся у нас событиях, обязывает нас, как нам кажется, только к одному: к подробному, точному, беспристрастному изложению фактов.

Мы не собираемся делать никаких выводов, даже самых похвальных, к каким пришел, например, профессор Самохватов в своей прекрасной статье: «Некоторые психологические данные к истории посягательства на человеческую личность, добытые путем анализа письма преступника», но, следуя нашему принципу, прилагаем это письмо целиком, предоставляя другим делать заключения.

Не хотим мы в то же время, как это сделал бы профессиональный писатель, воспользоваться всем случившимся как занимательным сюжетом для романа, но предлагаем всю историю от начала до конца в последовательной, безыскусственной, живой хронике событий.

Факты говорят сами за себя, и ничто так не разрешает вопроса, думается нам, ничто так не убеждает, ничто так легко и просто не распутывает узла, как простое, беспристрастное и точное изложение фактов.

Узел же начал завязываться и запутываться после первой встречи.

С нее и начинается наша повесть.

Глава II
Первая встреча

В самом конце зимы прошлого года Хорохорин возвращался из университета домой.

Вагон трамвая в этот час, как всегда, был забит до отказа В сутолоке сердитых шуб, шапок, полушубков трудно было кого-нибудь заметить, да и охоты не было приглядываться к лицам, еще не стряхнувшим с себя угрюмых теней трудового дня.

Он стоял в проходе, распластав руки на спинках скамей, сдерживая напирающих со всех сторон пассажиров и стараясь сохранить равновесие. Дряхлый вагон спотыкался на стыках изношенных рельс, шатался на поворотах из стороны в сторону и встряхивал запертую в нем толпу, как утрясают при упаковке ящики с нехрупкими вещами.

Кто-то впереди читал газету. Хорохорин от скуки заглядывал в хронику происшествий. Тогда же он совершенно отчетливо почувствовал, как на его голую руку, лежавшую на спинке скамьи, легла чья-то чужая легкая и теплая рука, должно быть только что сбросившая гревшую ее перчатку. Он отодвинул свою, чтобы дать место той, продолжая читать о каком-то жульничестве с приезжим крестьянином на Пешем базаре, но чужая рука последовала за его рукой, а когда он снова вздумал было прибрать ее, то та настойчиво пожала ее. Он вздрогнул, покосившись на преследующую его руку. По рукаву синей шубки, отороченной белым как снег мехом, он прополз крадущимся взглядом и увидел спрятанное в снежной груде меха хорошенькое незнакомое женское личико. Оно было совершенно спокойно, и, может быть, только в зеленых глазах, с преувеличенным равнодушием застрявших на морозном узоре стекла, сверкала, как отражение электрических огней, улыбка. Но и глаза едва были видны ему из-за его нахлобученной на лоб шапки.

Хорохорин еще раз осторожно пытался высвободить руку, но лежавшая на ней чужая рука, как пригревшееся животное, еще плотнее примкнула к его пальцам.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию