Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 68

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам | Автор книги - Эдуард Филатьев

Cтраница 68
читать онлайн книги бесплатно

«Я человек не новый! / Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою…
Я знаю, грусть не утопить в вине,
Не вылечить души / Пустыней и отколом.
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны, / Бежать за комсомолом».

А Алексей Ганин в это время продолжал заполнять выданные ему листки бумаги своими показаниями:

«Я вышел в жизнь из хижины, восьмилетним мальчиком, с киркой и фартуком печника, чтобы под руководством моего отца, лучшего мастера нашей округи, Алексея Степановича Ганина, научиться класть русские печи. И вот к тридцати годам я вышел на путь истории, чтобы из страданий и радости любимого мною трудового народа, из всего ужаса и всей радости тысячелетий построить памятник нашей эпохе.

Я не стремился к дешёвой славе, не искал личного благополучия. Я всю жизнь горел и работал».

Такие признания гепеушникам были, конечно же, не нужны. И тогда за Ганина (и за его подельников) взялись по-настоящему, по-чекистски.

Возвращение домой

14 декабря Маяковский присутствовал при торжественном поднятии советского флага над зданием полномочного представительства страны Советов, а примерно через неделю (за несколько дней до Нового года) отправился в Берлин. Оттуда 25 декабря он выехал в Ригу, где в клубе советского полпредства читал поэму о Ленине. 27 декабря вернулся в Москву.

Настроение у него было не из блестящих.

Аркадий Ваксберг:

«За четыре дня до Нового года Маяковский вернулся в Москву, так и не дождавшись виз, чтобы отправиться в какую-либо страну американского континента».

Александр Михайлов:

«Под Новый год, 27 декабря, Маяковский вернулся в Москву. Вернулся в этот раз недовольный поездкой, собой».

Бенгт Янгфельдт:

«Маяковский, выходя из поезда в Москве за несколько дней до Нового года, скорее всего, пребывал в мрачном расположении духа. Поездка закончилась полным фиаско».

Иными словами, биографы Маяковского оценили эту поездку за рубеж как неудавшуюся. Однако те, кто посылал поэта за границу, были на этот счёт, видимо, совсем иного мнения. Им казалось, что экзамен на самостоятельность Маяковский выдержал. Не случайно же ему тут же выписали новый загранпаспорт.

Журнал «30 дней» в первом номере за 1925 год написал:

«Маяковский, окончив поэму «Ленин», поехал в Париж, думая пробраться в Америку. Американская виза им не была получена. У поэта остался выбор между Канадой и Мексикой. Так как Маяковский не любит экзотичности, он скоро вернулся в Москву. В Париже поэт чувствовал себя, как в глухом захолустье».

Борис Бажанов, который кроме своей основной работы секретарём политбюро состоял ещё и в Высшем совете физической культуры, тоже совершил поездку:

«Секция зимнего спорта даёт мне повод для моей первой поездки за границу. Советские коньки и лыжи из рук вон плохи. Решено закупить партию коньков и лыж в Норвегии… В декабре 1924 года я совершаю короткое путешествие, которое производит на меня сильное впечатление. Я за границей первый раз и вижу нормальную, человеческую жизнь, которая совершенно отличается от советской. Кроме того, эти три скандинавские страны, через которые я проезжаю, – Финляндия, Швеция и Норвегия, дышат чем-то, не известным в Совдепии. Это – страны поразительной честности и правдивости…

…здесь никогда ничего не пропадает. Если в городе случается кража, в конце концов, выясняется, что виновник – матрос с иностранного парохода. В Финляндии на дверях нет замков и запоров – что такое кража, здесь неизвестно…

На обратном пути я проезжаю советскую границу у Белоострова – до Ленинграда 30 километров. Проводник напоминает: «Граждане, вы уже в советской России – присматривайте за багажом». Я смотрю в окно на пейзаж. Одна перчатка у меня на руке, другую я кладу на сиденье. Через минуту я смотрю и обнаруживаю, что эту другую перчатку уже спёрли».

Ещё более сильное впечатление произвела на вернувшегося в СССР Бажанова ситуация в Наркомфине, в котором он тоже тогда работал:

«Я возвращаюсь к привычному подсоветскому быту. В Народном комиссариате финансов постоянная большая статья расхода – закупка новых лампочек. У населения острая недостача электрических лампочек, и сотрудники наркомата их вывинчивают и уносят домой. Нарком Сокольников находит гениальный выход: заводу, поставляющему лампочки, предписано гравировать на каждой лампочке: «украдено в Наркомфине». Кражи сразу прекращаются, уносящий к себе лампочку свою кражу подписывает.

Из скандинавских стран я возвращаюсь со странным впечатлением, как будто я высунул голову в окно и подышал свежим воздухом».

Как мы помним, на Сергея Есенина Европа тоже произвела неизгладимое впечатление, и он написал:

«…вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь» как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию».

А Маяковский чувствовал себя в Париже, «как в глухом захолустье».

Как чувствовали себя в это время находившиеся в застенках ГПУ Ганин и его товарищи, представить нетрудно. Ведь все они были подвергнуты жесточайшим пыткам. Вернувшегося с Кавказа Сергея Есенина тоже вызывали на допросы, правда, всего лишь в качестве свидетеля. Но при этом страху на поэта нагнали большого.

Находившийся в это время в Берлине Нестор Махно вёл полуголодное существование.

А Владимир Маяковский 28 декабря принял участие в заседании комитета по устройству советского павильона на Международной художественно-промышленной выставке в Париже (она должна была открыться в следующем году).

Через два года, выступая на диспуте «Упадочные настроения среди молодёжи», Маяковский вспомнил встречу 1925 года и поэта Есенина:

«В Доме печати он лез ко всем, хватал за горло и требовал немедленно признать его первенство на территории даже не СССР, а всего земного шара».

Поэт Николай Гаврилович Полетаев о той же встрече Нового года и о Есенине:

«Как-то на банкете в Доме печати, кажется, в Новый год, выпивши, он всё приставал к Маяковскому и чуть не плача кричал ему:

– Россия моя, ты понимаешь, – моя, а ты… ты американец. Моя Россия!

На что выдержанный Маяковский, кажется, отвечал иронически:

– Возьми, пожалуйста! Ешь её с хлебом

Вполне возможно, что Лариса Рейснер, только что вернувшаяся из поездки на текстильные фабрики Иваново-Вознесенска, тоже встречала Новый год в Доме печати, но об этом воспоминаний найти не удалось. Сохранились рассказы, свидетельствовавшие о том, что в Доме печати никакой радости, никакой возвышенности чувств у поэтов не было. А ведь к ним приближался самый волшебный праздник – Новый год.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению