Свои-чужие - читать онлайн книгу. Автор: Энн Пэтчетт cтр.№ 37

Джанетт — та вытаскивала во двор кухонную стремянку, срывала с веток апельсины, что висели пониже, и волокла их в кухню в ведре, чтобы надавить сока в старой металлической соковыжималке. Работа была адова, но их семья привыкла к тому, что дома всегда есть апельсиновый сок. По вечерам мать доставала из холодильника кувшин и смешивала себе «отвертку». Она ни разу не спросила, кто из детей столь предусмотрительно выжимает сок, а Джанетт, в отличие от сестры, стеснялась признаться. Мать не теряла связи с окружающим миром, — если она проливала сок из кувшина, то вытирала за собой, — но любопытства в ней не осталось ни на грош. Ее ничто не занимало, кроме Кэла.

Обычно она не поминала Кэла вслух, но прокалывалась на мелочах — взять хоть замороженную пиццу. Когда-то они штабелями таскали ее из магазина, а теперь Терезу передергивало при одном взгляде на цветные коробки в отделе замороженных полуфабрикатов. В том ли было дело, что Кэл без конца лопал эту пиццу с сосисками и пепперони, или просто от морозильных шкафов на Терезу веяло могильным холодом? Обсуждать это она не желала. Теперь пиццу заказывали с доставкой, и ее приносили горячей прямо к дверям.

Но как-то вечером, когда они все ели пиццу и смотрели телевизор, мать заговорила наконец о том, что беспрестанно ее мучило:

— Расскажите мне про Кэла.

Они смотрели старую передачу с Жаком Ивом Кусто. Подумайте, какая связь.

— Что рассказать? — спросила Холли.

Дети правда не сообразили, о чем говорит Тереза. Прошло больше полугода с тех пор, как Кэл умер.

— Что случилось в тот день, — сказала Тереза, а потом добавила, на случай, если они вдруг не поняли: — В доме у ваших бабушки и дедушки.

Ей что, никто не рассказал? Отец не объяснил, как все было? Нехорошо было перекладывать все это на Холли, но что оставалось делать? Джанетт уставилась в тарелку, а Элби… ну, Элби все равно ничего не знал. Вот тогда Холли мысленно поблагодарила Кэролайн за то, что та составила для нее сценарий. Иначе Холли и не сумела бы ответить. А так она рассказала матери, что Кэл вышел, а девочки задержались в доме, потому что Франни боялась клещей и решила вернуться и переодеться в длинные брюки, и что от кухонной двери Казинсов к амбару вели две дорожки, и что Кэл пошел по одной, а девочки — по другой, потому что нашли они его уже на обратном пути. Мать, конечно, бывала у Казинсов. Их с Бертом обвенчали на веранде перед домом, и они танцевали под навесом на лужайке под взглядами двух сотен гостей. В шкафу в коридоре лежал переплетенный в кремовую кожу альбом со свадебными фотографиями. Отец казался красавцем. Мама, бледная и веснушчатая, с тонюсенькой талией и темными волосами выглядела невестой из сказки, невестой-ребенком.

— Зачем вы ждали, пока она переоденется? — спросила мама. — Почему с ней не осталась ее сестра?

— Она осталась, — сказала Холли. — Мы все остались. Все девочки вместе.

Она рассказала, как они увидели, что Кэл лежит на траве, и как поначалу решили, что он их разыгрывает. Потом девочки побежали в дом, только Франни на всякий случай осталась с Кэлом.

— На какой случай?

Терезе не понравилось, что с ним осталась именно Франни.

Холли было трудно выговорить эти слова. Они были из той жизни, в которой она все еще верила, что все могло обернуться иначе.

— На случай, если он проснется, — ответила она.

— Я все видел, — сказал Элби, не отрываясь от телевизора.

Шла реклама, хорошенькая девушка намазывала арахисовое масло на кусок хлеба.

— Ничего ты не видел, — сказала Холли.

Элби с ними не было, и с Кэлом он тоже не пошел. Элби спал. По крайней мере, в этом отношении все было чисто.

— Я убежал до того, как вы пришли. Я видел все, что случилось, пока вас не было.

— Элби, — сказала мать.

Голос у нее был исполнен сочувствия — Тереза думала, что понимает, каково сейчас сыну. Ей тоже не осталось места в этой истории.

— Ты спал, — сказала Холли.

Элби обернулся и бросил в сестру вилку, метнул, как копье, надеясь пронзить ей грудь, но вилка отскочила от плеча Холли, не причинив вреда. Элби было десять, он был еще довольно неуклюж.

— Его застрелили, и я один это видел.

— Элби, прекрати, — сказала мать.

Она пригладила руками волосы. Дети видели — она уже жалеет о том, что начала этот разговор.

— Да пусть его, — произнесла Холли таким спокойным и пренебрежительным тоном, что Элби взбесился.

— Это был Нед, из амбара! — закричал он. — Он застрелил Кэла из папиного револьвера. Из того, который Кэролайн достала из машины! Я это видел, а вы нет, потому что это я там был. Они даже не знали, что я был там.

Джанетт и Холли заплакали. Их мать тоже. Элби кричал, что он их ненавидит, ненавидит, что они все врут. На том все и закончилось.

В тот день, худший из августовских дней в Виргинии, Кэролайн уже знала, что станет юристом, и растолковала остальным девочкам — Холли, Франни и Джанетт, — что именно произошло, хотя все случилось при них. Это было уже после того, как дети, не чуя под собой ног, примчались домой, и Эрнестина вызвала неотложку после того, как они отвели Эрнестину к Кэлу. Эрнестина — пятьдесят фунтов лишнего веса — бежала за ними через поле в своих растоптанных башмаках, пока миссис Казинс ждала в доме, чтобы показать неотложке, куда ехать. Посреди этой кутерьмы Кэролайн и сложила в уме историю. И когда только нашла время? На бегу? Или когда уже вернулись в дом? Кэла повезли в машине неотложки, с мигалкой и воющей сиреной (проку в этом уже не было, хотя сам Кэл оценил бы), а Казинсы ехали следом на своей машине. Эрнестина тщетно пыталась отыскать Элби, который в суматохе куда-то запропастился. Их отец в эту минуту бежал по стоянке у своей арлингтонской юридической фирмы, чтобы прыгнуть в машину и гнать до Шарлоттсвилла — повидать сына в последний раз. Где была Беверли, никто не знал. Тогда-то Кэролайн отвела трех оставшихся девочек в ванную на втором этаже дома Казинсов, втолкнула их внутрь и заперла за собой дверь. Плакала только Франни, наверное, потому, что пробыла с Кэлом на пятнадцать минут дольше, пока остальные бегали домой и обратно. Франни одна понимала, что Кэл умер. Даже те, из неотложки, не сказали этого вслух, хотя достаточно было лишь взглянуть на Кэла. Кэролайн велела сестре заткнуться.

— Слушайте меня, — приказала Кэролайн, хотя они и без того всегда ее слушали.

Ей в то лето исполнилось четырнадцать. Голос у нее был напористый, резкий. К ногам и теннисным туфлям пристали скошенные травинки.

— Нас с ним не было, поняли? Кэл пошел в амбар один. Мы вышли позже, нашли его на траве и сразу побежали домой — звать на помощь. Больше мы ничего не знаем. Если нас кто-нибудь спросит, так и нужно говорить.

— Почему мы должны врать? — спросила Франни.

О чем тут было врать, тем более что врать вообще нельзя? Разве в этот день случилось мало плохого, к чему еще все запутывать? Вне себя от происходящего и от сестриной глупости Кэролайн со всей силы ударила Франни по лицу. Франни этого не ожидала и не приготовилась — удар отбросил ее вбок, и она врезалась головой в дверь бельевого шкафа. На левом виске мгновенно начала расти шишка. Теперь и это придется объяснять.