В тине адвокатуры - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гейнце cтр.№ 147

Был конец июля. Николай Леопольдович проводил это лето на Лахте. Так называется живописная деревенька, раскинувшаяся на берегу Невы невдалеке от взморья и лежащая верстах в семи от Петербурга. Она считается сравнительно дешевой дачной местностью, но все-таки доступна вполне, т. е. со всеми удобствами, только людям со средствами, имеющими возможность держать своих лошадей, так как сообщение с городом очень неудобно. Гиршфельд нашел нужным в виду все продолжавшегося над ним следствия провести это лето белее скромным образом и в более уединенной местности, так как состояние его духа день ото дня становилось тревожнее, хотя из Москвы и получено было известие о прекращенни местным прокурорским надзором дела по обвинению его в убийстве Князева, в виду объяснения самого покойного, записанного в скорбном диете Мариинской больницы, но от петербургского прокурорского надзора, видимо, ему не предстояло отделаться так легко и скоро.

Следствие проводилось и все более и более облекалось угрожающею таинственностью. Даже те «верные люди», имевшиеся под рукой у Николая Леопольдовича, не могли сообщать ему много о ходе его дела. Он был мрачно озлоблен в редко ездил в Петербург. Это состояние его духа и продолжительные отлучки из города не остались, конечно, без влияния на бюджет Шестова и Зыковой — оии переживали тяжелые дни, им часто не на что было пообедать и накормить детей.

Барон Розен требовать непременно достать ему обязательство Гиршфельда, а без этого, кроме месячных денег, не давал ни копейки. Получаемых пятидесяти рублей, более половины которых уходило на уплату за помещение, при бестолковом ведении хозяйства, хватало не более как на неделю — остальные три приходилось проводить, как говорится, на пище св. Антония. Князь Владимир, для изыскания денег, пускался на все тяжкие. Один из его знакомых позабыл у него ящик с биллиардными шарами. Возвратившись за ними через несколько часов, он получил от беззастенчивого хозяина лишь квитанцию ссудной кассы на позабытые шары. Даже верного поклонника своей сожительницы, ежедневно посещавшего ее и ссужавшего нередко отнимаемыми им у собственной семьи рублевками, Владимира Васильевича Охотникова, не пощадил князь в своей погоне за деньгами.

Воспользовавшись тем, что Агнессе Михайловне понадобилась на несколько дней швейная машина, чтобы сшить детям кой-какое бельецо, он явился к жене Охотникова, Анне Александровне, упросил ее дать им на неделю ее машину, и когда та, по доброте ее сердца, согласилась, он увез ее не завозя домой прямо с места заложил в ссудной кассе и передал через несколько дней квитанцию Владимиру Васильевичу. Связанный с Зыковой, видимо, более, чем дружбой, последний безропотно положил ее в карман, ограничившись лишь заявлением князю, что его следовало бы за это побить.

В один из таких дней абсолютного безденежья в голове проснувшегося Шестова мелькнула, как ему, по крайней мере, показалось, гениальная мысль.

— Съезди-ка ты к Николаю Леопольдовичу и попроси его уплатить тебе хотя часть по промессу, — обратился он к Агнессе Михайловне.

Та смутилась. Князь этого не заметил.

— Он не может отказать в уплате во документу, — продолжал он далее развивать свою мысль, — можно, наконец, пугнуть его тем, что я продам его Розену. Ты и пугни!

— Но как же я поеду, на какие деньги, ведь на Лахту не близко! — возразила она.

— Получение, по моему, верное, значит можно взять карету взад и влеред, мы поедем вместе, кстати прокатимся — погода сегодня не особенно хороша, дождь, но тем лучше, он дома, а в карете нас не замочит.

— Ты хочешь ехать со мной?

— Да, но к нему я не войду — я подожду тебя у рощи, не доезжая версты от деревни…

Перспектива поездки в карете улыбнулась малодушной Агнессу Михайловне.

«Надо же когда-нибудь решиться заговорить с ним об этом документе, — подумала она, — положение же наше теперь в самом деле, безвыходное».

«А может, он не только отдаст его, но и уплатит часть. Если же не даст по промессу, я сумею выклянчить у него рублей пятьдесят», — мелькнула в ее уме надежда.

Она согласилась ехать. Владимир побежал за каретой, которую и нанял за четыре рубля. Они поехали. Князь, как говорил, вышел из кареты в конце рощи. Дождик, к счастью, перестал. Зыкова поехала далее.

Николай Леопольдович был очень удивлен, увидав остановившуюся у его дачи карету и вышедшую из нее Агнессу Михаиловну, однако, принял ее очень ласково.

Стефания Павловна, порядком скучавшая в этой «чухонской яме», как она прозвала Лахту, даже очень ей обрадовалась. Приезжая застала всех завтракающими на террасе. Ее усадили за стол. Она, впрочем, не могла есть ничего и сидела как на иголках.

— А я к вам, Николай Леопольдович, по делу приехала, переговорить… — наконец высказалась она.

— Пожалуйте! — встал он из-за стола, сказал что-то шепотом жене и пошел в свой кабинет.

Зыкова последовала за ним.

— Ну-с, в чем дело? — спросил он, когда они уселись в кабинете.

— Я думала, я хотела… — запуталась она, — попросить вас, не можете ли вы уплатить мне теперь же часть по промессу…

— По какому промессу? — удивленно-холодным тоном спросил он.

— Как по какому? Который вы выдали мне в десять тысяч рублей.

— Покажите, пожалуйста, мне эту бумагу! Любопытно посмотреть… — небрежно заметил он.

— Но ведь он у вас! Я вам отдала его на сохранение еще зимой… — испуганно заспешила она.

— У меня, — протянул Гиршфельд, — гм! Как же это мной же выданный и неисполненный документ может находиться у меня же?

Он злобно засмеялся. Она глядела на него полным необычайной тревоги взглядом. Он медленно встал, подошел к двери кабинета, отворил ее, внимательно осмотрел соседнюю комнату и запер дверь на ключ, потом подошел к одному из двух окон, бывшему открытым, и затворил его.

— Довольно играть комедию, — подошел он после этого к Агнессе Михайловне, — я не отказываюсь: промесс был у вас, а теперь хранится у меня, но он был выдан вам за то, чтобы вы стояли на моей стороне и влияли в том же смысле на князя. А что вы против меня показывали следователю по наущению и за деньги Розена? Вы думаете, я не знаю…

Он произнес все это злобным шепотом. Она сидела, как приговоренная к смерти. Слезы градом текли из ее глаз, оставляя темные полосы на сильно подкрашенном лице.

— Как же вам не стыдно явиться за документом, нравственное право на получение которого вы потеряли…

Она продолжала плакать молча.

— Не плачьте, — более мягко продолжал он, — если оба дела кончатся благополучно, я выдам вам ваши десять тысяч. Я знаю, что вы дали ваше последнее показание в мою пользу. Повторяю — выдам, но с условием, чтобы вы теперь уже не изменили мне до конца…

— Никогда! — сквозь слезы произнесла она.

— Теперь же, из принципа, в наказание за ваше нахальство, а не дам вам ни гроша… Не говоря уже о промессе — его вы никогда не увидите…