В поисках агента. Записки офицера КГБ - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Черкашин, Грегори Файфер cтр.№ 70

1

Оперативная работа разведчика ассоциируется у многих со скрытными встречами, тайниками, маскировкой и другими экзотическими способами и методами, используемыми с целью ухода от спецслужб другой стороны или для проникновения в них. В действительности, как я уже говорил, по крайней мере не меньше 90 % моей деятельности состояло из рутинной, можно сказать, канцелярской работы, включая многочасовое сидение за столом и чтение вороха бумаг: газетных статей, оперативных дел и донесений, почты и шифротелеграмм из Центра и т. п. Это касалось даже сотрудников-агентуристов, активно работавших со своими источниками. Выходу на встречу с агентом обычно предшествовали недели детальной подготовки и координации операции с Центром. Все должно было быть зафиксировано на бумаге: место, где будет проходить встреча, меры безопасности, как и кем будет вестись контрнаблюдение при встрече, кто и каким образом будет осуществлять подстраховку на маршруте следования к месту встречи и т. п. В нашем ремесле чем больше осложнений и трудностей ожидалось при проведении операции и чем больше внимания уделялось ее подготовке, тем менее рискованной она оказывалась.

Однако возникали ситуации, когда для всего этого совсем не было времени. Вскрытие письма, полученного Виктором Дегтярем, в котором разоблачался Мартынов, требовало принятия срочных мер по обеспечению безопасности его автора. В отсутствие Андросова, находящегося в отпуске, Дегтярь, по каким-то причинам не желая показывать письмо мне, мог передать его только второму заместителю Андросова, который и мог вскрыть конверт. Это значило, что два человека — он и Дегтярь — могли знать содержание письма. Я отдавал себе отчет в том, что не мог рассчитывать на соблюдение обоими (если уж выбирать более нейтральные выражения) общепринятых цивилизованных норм поведения. Я также не мог им сообщить, что резидентуре уже известно о сотрудничестве Мартынова с ФБР и мы уже разрабатываем планы по его возвращению в Москву. Дополнительная сложность ситуации состояла в том, что я не мог воспрепятствовать тому, чтобы они не рассказывали о письме другим сотрудникам резидентуры. А из этого следовало, что я не мог гарантировать, что Мартынов, все еще находящийся среди нас в резидентуре, не узнает, что он раскрыт. Если даже все сочтут письмо плохой шуткой ФБР, одно слово о нем от кого-нибудь в посольстве насторожит Мартынова со всеми вытекающими для нас неприятными последствиями.

Информируя Крючкова о письме, я описал все, что произошло, и предложил разработать соответствующую легенду для маскировки его истинной сути и принять необходимые меры, чтобы дальнейшие послания анонимного автора получал только я. С этой целью Центру, в частности, следовало бы послать на имя второго заместителя резидента телеграмму, в которой он информировался, что ПГУ участвует в совместной операции с разведслужбой Болгарии DS по обеспечению «железной легенды» для их агента в США.

Поскольку я поддерживал контакты с болгарским резидентом в Вашингтоне, реализация моего предложения имела бы правдоподобное обоснование. Следуя его дальнейшему развитию, наши болгарские друзья якобы попросили нас помочь проверить искренность их агента путем анализа его реакции на информацию, полученную от одного из его источников. Если этот агент сотрудничает с ФБР, американцам станет известно о письме. Центру следует создать видимость, что информация о Мартынове не соответствует действительности — часть нашей уловки, чтобы убедиться, «клюнет» ли ФБР на это, тем самым подтвердив факт утечки содержавшихся в открытом конверте сведений. Все это должно убедить, что операция не имеет никакого отношения к советской разведке, мы просто помогаем болгарам.

Я также предложил Центру направить в резидентуру указание передавать все возможные последующие сведения по этой операции, которые каким-то образом могут попасть в руки другим сотрудникам, только мне, поскольку у меня установились хорошие отношения с резидентом болгарской разведки в Вашингтоне. Все эти соображения я изложил в шифротелеграмме непосредственно Крючкову, что исключало возможность ее прочтения кем-то другим в Центре, затем отдал ее старшему шифровальщику резидентуры для немедленной отправки в Москву. В тот же день в резидентуру пришел ответ из Москвы, одобрявший все мои предложения. В нем, в частности, подчеркивалось, что все поступающие в посольства письма, записки и т. п. должны немедленно передаваться «Алексею» — мой оперативный псевдоним в период командировки в США. Поскольку этот приказ Центра никак нельзя было увязать с отосланной ранее в Москву телеграммой, сотрудниками резидентуры он был принят, как обычно в таких случаях, — очередной необъяснимой выдумкой из Ясенево. Правда, все складывалось удачно — непонятность такого указания Центра в каком-то смысле дискредитировала важность и достоверность содержащейся в письме информации.

Замысел сработал. Не очень порядочный коллега, имевший ранг второго секретаря посольства, молча вернул мне документы, вынутые им из письма Дегтярю. Больше подобных проблем у меня не возникало.

Теперь надо было спокойно и тщательно проанализировать содержание письма. У меня почти не было сомнения, что его автором являлся сотрудник разведки. Это было очевидно с первых строчек его послания, поскольку для доказательства своей достоверности он сразу выдал трех агентов, данные о которых мог знать только офицер спецслужб США. Однако мотивы такого поступка пока оставались для меня неясны. Я вскоре исключил вероятность того, что это письмо является попыткой Эймса обезопасить себя и создать себе легенду прикрытия. Существовало слишком много деталей и нюансов, о которых он просто не мог знать, а также много нестыковок между тем, что я смог узнать об авторе письма и что мне было известно об Эймсе. Эймс не мог располагать содержащейся в письме информацией о деятельности и финансировании Агентства национальной безопасности США. Характер письма и ряд его внешних признаков убеждали меня, что его отправитель жил в Нью-Йорке, а не в Вашингтоне. Я склонялся к тому, что мы имеем дело с сотрудником Федерального бюро расследований. В Москве Крючков согласился с моими доводами. Благодаря Эймсу положение Крючкова в Политбюро значительно укрепилось, и я полагал, что он был в восторге от того, что вашингтонская резидентура совершила невозможное, сумев приобрести еще одного ценного источника, как Эймс.

15 октября, спустя полторы недели после получения Дегтярем письма от анонимного автора, все повторилось снова. Но на этот раз почта доставила Дегтярю увесистый пакет. Как и было обещано, в нем находилось большое количество секретных документов. На следующий день в ФБР, очевидно, первый раз пришли к мысли, что у русских что-то происходит, когда бригада наружного наблюдения увидела, как Дегтярь вошел в посольство с большой дорожной сумкой. Американцы отметили необычность ситуации, но на этом все и закончилось.

Новые материалы незнакомца показали, что мы имеем дело с сильным и волевым человеком. Он решил стать шпионом и полон решимости это доказать. Отталкиваясь от немногого, что нам дали эти два эпизода, я не мог не прийти к выводу, что мы имеем дело с профессионалом. Это подтверждал и тот факт, что он принял все меры, чтобы его личность нельзя было установить. Он понимал, что наибольшую опасность для него представляли агенты ЦРУ и ФБР, находящиеся внутри советской разведки.