Не только апельсины - читать онлайн книгу. Автор: Дженет Уинтерсон cтр.№ 36

Большой пир устраивали для жителей деревни по случаю праздника. От каждого дома чародею подносили подарок, а он дарил подарок в ответ – такой, какой считал наиболее уместным.

– А чужаку ты подарок дашь? – наседала на отца утром в день пира Уиннет.

– Какому чужаку?

– Вон тому, – указала Уиннет и сделала так, чтобы он появился.

Юноша был шокирован. Секунду назад он стоял, прислонясь к дереву, и смотрел на замок, а теперь вдруг очутился рядом с тремя воронами в зале с таким высоким потолком, что его можно было перепутать с небом. Чародей повернулся к ним обоим и хлопнул в ладоши.

– Чему быть, того не миновать, ты уже решила, каким будет его подарок. – Подобрав мантию, отец Уиннет исчез.

– Мне страшно, – сказал юноша.

– Тебе нечего бояться, – ответила, целуя его, Уиннет.

На закате зал заполнили люди и животные. Одни животные были дарами чародею для его собственной фермы, другие просто так сюда забрели. К полуночи от вина все забыли о мире за стенами замка, и чародей встал, чтобы держать свою ежегодную речь. Он пообещал, что в следующем году снова будет хороший урожай и что все его друзья пребудут в добром здравии. Молодым людям, покидающим в тот год деревню, он давал щит, нож или лук. Молодым женщинам, твердо решившим жить собственной жизнью, он дарил сокола, собаку или кольцо.

– Пусть каждый из вас защищает другого согласно его нуждам.

Ибо чародей ведал обычаи и повадки путников.

Наконец лицо его омрачилось, когда он заговорил об ужасной порче, пришедшей на их землю.

– Она кроется в одном из вас, – предостерег он жителей деревни и смотрел, как они дрожат от испуга. – Его надо изгнать.

И чародей положил руку на шею юноши.

– Этот юноша испортил мою дочь.

– Нет! – крикнула Уиннет, испуганно вскакивая. – Он мой друг!

Но никто ее не слышал. Они связали юношу и бросили его в самую темную комнату в недрах замка, где он, возможно, лежал бы вечно, если бы Уиннет не освободила его при помощи собственных волшебных умений.

– Теперь пойди к нему, – сказала она юноше, пока тот моргал от яркого света ее факела, – и отрекись от меня. Вини меня во всем, в чем хочешь. Ты не сумеешь мне помочь, потому что тебе против него не выстоять.

Юноша побледнел и заплакал, но Уиннет подтолкнула его вверх по лестнице, и на утро услышала, что он сделал, как она просила.

– Ты опозорила меня, дочка, – сказал чародей. – И больше я не желаю тебя знать. Ты должна уйти.

Уиннет не могла просить прощения, она ведь была ни в чем не виновата, но просила позволить ей остаться.

– Если останешься, будешь жить в деревне и ухаживать за козами. Тебе решать.

И он ушел. Уиннет собиралась уже расплакаться, но вдруг почувствовала, как кто-то легонько клюнул ее в плечо. Это был Авденаго, ее любимый ворон. Запрыгнув ей на плечо, он пристроился возле ее уха.

– Ты ведь не утратишь свою силу, знаешь ли, просто будешь использовать ее иначе, вот и все.

– Откуда ты знаешь? – шмыгнула носом Уиннет.

– Чародеи не могу забирать назад свои дары, никогда. Так в Великой книге сказано.

– А если я останусь?

– То горе тебя подточит. Все, что ты знаешь, будет вокруг тебя, но одновременно очень далеко. Лучше сейчас найти себе новое место.

Уиннет над этим задумалась, а ворон терпеливо сидел у нее на плече.

– А ты со мной пойдешь?

– Я не могу, я привязан к этому месту, но возьми вот это.

Ворон слетел с ее плеча и словно бы закашлялся, потом он пригладил перья и уронил ей в руку шероховатый камешек.

– Спасибо, – поблагодарила его Уиннет. – Но что это?

– Мое сердце.

– Но оно же из камня.

– Знаю, – печально ответил ворон. – Видишь ли, давным-давно я решил остаться, и сердце у меня стало тяжелым от печали и наконец окаменело. Оно послужит тебе напоминанием.

Некоторое время Уиннет молча сидела у камина. А онемевший ворон не мог предостеречь, что к ней – в облике мышки – тихонько подобрался ее отец и привязывает к ее пуговице невидимую нить. Уиннет встала, и мышка засеменила прочь. Девушка ничего не заметила, а когда настало утро, вышла на опушку леса и пересекла реку.

Я вернулась на работу в похоронное бюро, или, как предпочитали называть его та женщина и ее друг Джо, бюро ритуальных услуг. Они хорошо платили, и если у меня возникала потребность в деньгах, я всегда могла помыть еще сколько-то машин. Иногда я парковала фургон мороженого позади похоронного бюро, шла обряжать покойника, потом продолжала объезд с мороженым. Джо любил шутить, что, когда придет лето, будет складывать тела в мой морозильник.

– Они же чуток малинового со сливками не заметят, правда?

Женщина все еще мастерила венки и была гораздо счастливее с тех пор, как «Поля Элизиума» (так называлось их предприятие) заполучили контракт на обслуживание фешенебельного дома престарелых сразу за городом.

– А в деньгах-то как мы выиграем! – заверила она меня, хвастаясь новыми моделями в каталоге. – Там любят, чтобы поминали как следует. Никаких тебе дурацких крестов.

У Джо тоже дела шли в гору. Он купил два новых катафалка и переоборудовал под ледник сарай.

– Незачем, чтобы тут тела вповалку лежали, – сказал он, кивая на зал прощаний. – Люди же сюда попрощаться приходят. Вряд ли они захотят, чтобы с ихним покойником какой-нибудь старый бедолага лежал. Что скажешь?

– Еще как, – согласилась женщина. – Кому захочется, чтобы их, как эскимо, выставляли, а?

Женщина и Джо никогда не давали ответа, не задав при этом еще вопрос. Так могло продолжаться часами, пока Джо прилаживал к гробам ручки, а женщина скручивала цветы и проволоку в единое целое. Оба восхищались своей работой.

– Правда, красивая латунь? – говорил Джо.

– Сияет, как небесные врата, а? – откликалась женщина.

От меня требовалось сидеть между ними, кивать с умным видом и доливать чаю. Я была не против: приятно было сбежать от ребятишек, окружавших фургончик мороженого. В фургончике имелся музыкальный механизм, наигрывавший «Пикник плюшевых мишек», чтобы все знали, когда надо выбегать и просить апельсиновые эскимо на палочке и вафельные брикеты. Главное было не забывать заводить «звякалку», иначе она скрипела свою мелодию так медленно, что Джо однажды предложил купить ее для своих катафалков. С другой стороны, если слишком сильно ее завести, она издавала звуки, какие бывают в вестернах, когда всадники несутся вниз с холма.

– Чертов «Трикеттс», – ворчали покупатели, когда я заводила не на ту скорость. – Проваливай отсюда!

Покупатели вообще были непостоянны. То покупали у меня, а то бросались через дорогу к Бертуистлу, владельцу последней в городе телеги мороженщика. Бертуистлу было по меньшей мере восемьдесят, а у его лошади от старости отвисла нижняя губа. Говорили, никто не знает, что попадает в ведро, где он смешивает мороженое, и никто никогда не спрашивал. Но мороженое у него было вкусное. Ничем особенным он не торговал – только рожки и вафельные брикеты, залитые клубничным сиропом. Сироп он называл «кровушкой». Когда я была маленькой, мы всегда покупали именно у него, потому он давал бонус. Мимо нашего дома его телега тащилась уже по дороге в конюшню, и целый день люди скармливали лошади что попало, поэтому к тому времени, когда она, исходя паром, взбиралась на холм, дорога за ее спиной была покрыта свежим пометом. Заслышав пронзительные трели свистка и сунув мне в одну руку бумажку в десять шиллингов и лопату в другую, мама посылала меня за двумя брикетами и одним рожком и всем, что я смогу унести с мостовой. Лошадь тяжело топала и вздыхала и, едва я покупала мороженое, обычно подбрасывала мне еще.