«Князья, бояре и дети боярские» - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Бенцианов cтр.№ 70

Наличие избыточных владений, не подтвержденных служебными достижениями, должно было иметь серьезное деморализующее действие и являться источником постоянного раздражения со стороны рядовых детей боярских.

Вопрос о нормах поместного обеспечения был поднят в публицистическом сочинении Ермолая Еразма «Правительница», написанном в конце 1540 – начале 1550-х гг. Как и в более поздних десятнях, здесь последовательно перечисляются оклады: 1000 четвертей – боярский оклад, 750 – воеводский и оклады «воинов» – 500, 400, 300 и 125 четвертей. Деление детей боярских на статьи по окладам (200, 150 и 100 четвертей) было предусмотрено указом 1550 г. об испомещении тысячи «лутчих слуг» ^[626].

Слабые организационные возможности центрального правительства по комплектации армии в значительной степени объяснялись отсутствием необходимой информации об имеющихся мобилизационных ресурсах. В «боярской книге» 1556/57 г. упоминается «старый смотр в Казани в зимнем походе». Ссылки на него содержат сведения о сопровождавших детей боярских «людях» и их вооружении без учета их землевладения, которое, очевидно, не было зафиксировано.

Вероятно, что десятни, как документ, фиксирующий личный состав той или иной корпорации «служилого города», к середине XVI в. имели ограниченное распространение.

Ю.М. Эскин приводит цитату из спора коломенских помещиков Ф.П. Огалина и С.В. Норова, в которой упоминаются ярославские десятни «при великом государе Василье, как прадед их служил по Ярославлю». В дальнейшем эти десятни были отнесены уже к князю Василию Васильевичу. Дед местника, В.Д. Огалин действительно был переведен на службу из Ярославля в Коломну. В 1550-х гг. его имя фигурировало в ярославской рубрике Дворовой тетради. Путаница с именем и отчеством великого князя и продолжительная служба В.Д. Огалина (погиб во время осады Пскова) говорят о том, что упомянутая десятня могла быть составлена в конце 40-х гг. XVI в. или даже позднее ^[627].

М.Г. Кротов в подтверждение тезиса о раннем бытовании десятен ссылался на свидетельство «Повести о победах Московского государства». Обращает внимание поздний характер создания этого источника, который был составлен в конце 20-х гг. XVII в. Как было показано выше, становление поместной системы в Смоленской земле имело запоздалый характер, так что описанный в нем смотр «изо многих градов лутчих и честных людей, дворян» и земцев вряд ли в действительности имел место во втором десятилетии XVI в. Кроме этих не очень внятных известий нет других данных о существовании десятен за первую половину столетия. Не слишком убедительным представляется высказанное в этой связи О.А. Курбатовым предположение о несформировавшейся местнической культуре служилых людей, для которых ссылки на указанные документы не представляли особой ценности ^[628].

Ссылки на дворовую книгу 1537 г. содержатся в ряде родословных росписей. Еще больше подобных примеров насчитывается применительно к Тысячной книге и Дворовой тетради, которые активно использовались для подтверждения высокого статуса живших в середине XVI столетия лиц. Обилие помет, которые были сделаны к тексту последнего источника, свидетельствует о его широком использовании в делопроизводственных целях на протяжении всего десятилетия 1550-х гг., хотя в это время существование десятен не вызывает уже никаких вопросов. Очевидно, что у детей боярских, в том числе и представителей ничем не примечательных фамилий, не возникало особых проблем с использованием этих документов в своих целях.

Сохранившиеся частные архивы ряда дворянских фамилий показывают, что сбор разнообразных документов, связанных с фиксацией служебного статуса, велся в некоторых случаях на протяжении нескольких столетий. Особое значение такие документы должны были представлять при переселении на новое место службы, где невозможно было заручиться поддержкой соседей-сослуживцев. Трудно предположить, что весь массив десятен, а он должен был быть огромным по своему объему, был потерян. Более вероятно говорить о незначительности их бытования.

Подобное утверждение не является отрицанием фиксации служилых людей во время проведения смотров. В новгородских документах содержатся упоминания о верстаниях, производимых после подобных смотров. Из пересказа челобитной торопецкого помещика Б. Чмутова Очкасова видно, правда, что промежутки между «смотрениями» могли быть весьма значительными. Вместе с отцом он принимал участие в смотре 1538/39 г. Следующий смотр состоялся уже в 1550/51 г., спустя 12 лет. 1550-е гг. демонстрировали в этом отношении более развитую динамику. Помимо упомянутого смотра 1550/51 г. встречаются упоминания о смотре торопчан 1554/55 г. Участвовали они также в серпуховском смотре 1556 г. ^[629]

Как и во многих других случаях, не удается полноценно сопоставить новгородский опыт (упоминания о «явленных списках», «служебных книгах», «смотрениях» и т. д.) с другими территориями страны. Скорее всего, смотры сопровождались выдачей жалованья. Упоминания о раздачах жалованья для первой половины XVI в. единичны и разрозненны, хотя создают впечатление распространенности этой процедуры. Сигизмунд Герберштейн дважды упоминает о раздаче жалованья «сыновьям бояр». По его наблюдениям, они получали каждый третий год по 6 золотых (рублей?). В деле муромцев 1523/24 г. упоминается факт раздачи им жалованья дьяками Ушаком и Переславцем. В 1535 г. перед походом в Литву было выплачено «великое жалованье». В 1543 г. в посольских книгах встречаются нижегородские дети боярские, которые «лежат на Москве за жалованием». К денежному жалованью была привязана статья Судебника 1550 г. о бесчестье: «сколко которой жалованьа имал, то ему и бесчестие» ^[630].

О.А. Курбатов отметил при этом интересную особенность: реконструируемый им список раздачи жалованья (десятня денежной раздачи) дворовым детям боярским и десятни 1556 г. хотя и велись параллельно с Дворовой тетрадью, но не получили в ней своего отражения. Это наблюдение является не совсем точным. В Дворовой тетради есть ряд ссылок на десятни, как было, например, в случае князя И.А. Шелешпанского. В рубрике «Тула» возле имени князя Булгака Волконского была сделана помета: «Булгак ослеп – сказал Бажен Извольской». Упомянутый Бажен отсутствовал среди тульских дворовых, хотя и служил по этому «городу». Помета свидетельствует о совместном смотре тульских дворовых и городовых детей боярских ^[631]. Тем не менее очевидны разные подходы к учетным документам: долговременного и кратковременного характера.