Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Федюкин cтр.№ 29

Во-первых, из переписки видно, что посол собирает информацию, как открытую, так и конфиденциальную, поступающую из интересующих его стран к другим лицам. «Почта аглинская пришла», — пишет он царю и пересказывает сообщаемые из Лондона новости ; «из Франции письма объявляют», и т.д. Здесь, скорее всего, речь идет о своего рода рукописных газетах, которые составляли важнейший элемент информационной среды того времени: распространявшиеся по подписке, сообщения эти таким образом избегали цензуры и во множестве отложились в архивах ведущих европейских сановников. Особенно важную роль они играли во время войны, когда получение информации напрямую из той или иной страны было затруднено. Например, в годы Войны за испанское наследство английские министры регулярно получают такие «письма» из Парижа и из Мадрида, часто пересылаемые к ним через Нидерланды. Возможно, впрочем, что речь идет и просто о письмах к частным лицам, содержание которых сразу же становится известным всему городу. Вместе с тем мы видим, что русский посол имеет доступ к такому, например, источнику, как донесения, направляемые своему правительству из Стокгольма голландским резидентом в Швеции Румпфом . Получал ли их Куракин благодаря особым личным отношениям с кем-то из чиновников или же с согласия самого голландского правительства, непонятно, но так или иначе копии доношений этих он регулярно переправляет Петру.

Во-вторых, Куракин выстраивает сеть собственных информаторов. Мы помним, что во время охоты за Сент-Илером французских консулов в Италии в 1713 г. упоминалось, что один из них смог привлечь к сотрудничеству «генуэзца, секретаря агента эрцгерцога», у которого есть « bonnes correspondances» в Неаполе. Этим же термином — корреспонденты — пользуется и Куракин, у которого тоже есть множество собственных «коррешпондентов». Как правило, понять, кто именно эти корреспонденты и каков может быть их статус, из донесений Куракина нельзя; неясно, и откуда берут корреспонденты сообщаемые ими сведения. Например, в апреле 1721 г. информатор Куракина в Лондоне сообщает, что именно сказал, выходя из королевского кабинета, шведский посол сардинскому посланнику . Значит ли это, что корреспондент занимает настолько высокий пост, что присутствовал при данном эпизоде? Или же он лишь пересказывает слухи?

Иногда, впрочем, Куракин свои источники все же называет — разумеется, шифром: о том, что «двор аглинской дал указ адмиралу Норису отаковать флот Вашего величества», посол узнал «от посла гишпанского марки [за] Монтелиона, которой в Англии был до разорвания мирного, и имеет добрую корреспонденцию, и человек искусной в делах, которому веру могу ять» . Таким образом, здесь Куракин опирается на контакты дружественного ему испанского дипломата, у которого осталась в Лондоне обширная сеть «друзей» среди политической элиты. Многие из них, очевидно, считают нужным информировать бывшего испанского посла по каким-то своим соображениям — например, в силу симпатий к якобитам или несогласия с политикой нынешнего кабинета. У маркиза, в свою очередь, есть какие-то свои причины делиться информацией с Куракиным. Другой вопрос, насколько она надежна и достоверна: Куракин здесь вынужден полагаться на свое субъективное суждение о маркизе — «человек искусной в делах, которому веру могу ять». Примечательно, что в январе 1721 г. посол пишет царю: «Что же принадлежит до установления коррешпондента в Англии, и хотя у меня некоторые есть, однако ж з денежною дачею вернее и лутче сыскать могу» . Отсюда можно понять, что во-первых, их у него их в Англии несколько; во-вторых, что он целенаправленно работает над расширением их сети; в-третьих, что некоторые из них, возможно, работают не за деньги — можно предположить, что переписка с Куракиным может носить для них характер светского общения, или же они надеются получить какие-то ответные услуги от дипломата; и, наконец, в-четвертых, что платные корреспонденты кажутся послу более надежными.

Кроме того, в арсенале Куракина есть и такой инструмент, как посылка специальных агентов. Весной 1721 г., когда на Балтику в очередной раз снаряжается эскадра Норриса, Куракин сообщает, что, помимо сбора информации через своих обычных корреспондентов, он «отправил в Англию одного англичанина, якобита названного Шмит, и велел ему быть на карауле той эскадры», т.е. отслеживать, когда она выйдет в море, «а другова человека для такой же посылки приискиваю» . Самое подробное описание приемов такой агентурной работы Куракин дает как раз в июне 1720 г., в самый разгар Сент-Илеровых приключений в Швеции в связи с делом еще одного агента, некоего барона Войновича: «что ж касаетца до коррешпондентов, чрез которых шла коррешпонденция в Швецию к посланным от меня и от них ко мне, и оные есть те первой в Гамбурге Гиз, под которого адресом все письма посылались, второй Гофман в Кенигсберге <...> отправлены от меня в ноябре и в декабре осенью две персоны в Швецию, один француз из морских офицеров Виллес, другой голландец порутчик морского флота Петер Дезоу. И с того числа как поехали, ни одного письма от них не имелось, и не знаю где они обретаются, или что над ними учинилось, и опасаюся, что ежели двор швецкой тех помянутых коррешпондентов, под чьими конвертами посылались письма, сведал, то все письма переяты и оные персоны посланные будут арестованы» .

Иными словами, мы видим, что в Швецию засланы два секретных агента из числа безработных иностранных офицеров, для переписки с которыми используются два корреспондента-посредника, в Гамбурге и Кенигсберге, тоже иностранцы. Агенты должны сообщать новости не напрямую Куракину а этим резидентам, которые будут передавать их послу и наоборот. Такая переписка через адреса посредников, или даже пересылка посланий от их имени («под конвертом» или «под адресом»), была обычным делом; в качестве посредников могли использоваться, например, купцы, которые вели с российским правительством торговые или финансовые дела и поддерживали обширную международную переписку; получение и отправление ими самых разных сообщений, в том числе и с новостями, не вызвало бы подозрений. Подобные предосторожности, разумеется, были нелишними. Так, Куракин замечает, что направляемые на его адрес письма стали приходить распечатанными: «Того для не признаю инаково, что сие чинится в землях ганноверских, того ради доношу чтоб письма посыланы были осторожнее» .

Наконец, не чужды были русские дипломаты этого времени, в том числе и Куракин, и откровенно силовых спецопераций. Одной из самых ярких — и наиболее хорошо изученных — из них были неудачные попытки поймать отказавшегося возвращаться на родину резидента в Вене Авраама Веселовского, а затем и столь же неудачные попытки вывезти в Россию его брата Федора, представлявшего Российскую империю в Лондоне. История этой операции подробно описана Д.О. Серовым; если в Германии для поимки Авраама была создана специальная боевая группа из наемников — отставных немецких офицеров , то в Англии на поимку Федора, скрывшегося от приехавшего ему на смену резидентом М.П. Бестужева, предполагалось разослать российских «учеников [в Англии] обретающихся, которые искусны языку аглинскому, по всем причинным местам» . Как именно представляли себе русские дипломаты арест Веселовского на территории Англии в юридическом отношении, неясно: по сути, речь шла о похищении. Как кажется, Бестужев должен был арестовать его своей властью, «именем своего характеру по ордину Его царского величества», а местным властям объявить, что Федор задержан по претензии в казенных деньгах на сумму в 16 тыс. ефимков. Примечательно, что особое внимание уделялось долгам Веселовского: Бестужев должен был сразу же официально взять их на себя, чтобы кредиторы арестованного резидента не помешали через суд его вывозу на родину . Из этого же эпизода, кстати, видны и некоторые методы обращения с дипломатическими шифрами. После бегства Веселовского Куракину были велено их сменить, если шифрами, использовавшимися для переписки с Веселовским, он пользовался и в общении с какими-то другими дипломатами или с Коллегией иностранных дел. Но, как поясняет посол, для переписки с каждым из коллег у него были особые шифры, а «коллежский» шифр знали только двое находящихся при нем подьячих — причем шифровальные таблицы он хранил у себя, а им выдавал только на время, для зашифровки или расшифровки корреспонденции .