Добровольцы - читать онлайн книгу. Автор: Николай Раевский cтр.№ 5

– Браво, Сла-атин! ^[4]

В первых рядах вырвались женские голоса.

Идем на берег. Надо размять ноги – программа по случаю бенефиса длинная, во втором отделении поет Собинов, а на сидячие места ни у сергиевцев, ни у меня денег не хватило.

От моря теплая сырость. Разогревшиеся за день кипарисы терпко пахнут смолой. На серебристом небе пушистая чернь морских сосен. В аллее красные огоньки папирос то останавливаются, то чертят короткие быстрые дуги. Платья проплывают неопределимой формы пятнами. Говор. Сдержанный офицерский смех. Друг друга не видим. Одни голоса.

– Так вот, господа, – нельзя нашему брату музыку слушать. Развращающе действует…

– То есть почему развращающе?

– Перестает хотеться воевать.

– Вздор, Казаков… музыка – музыкой, война – войной.

– У кого как… говорят, когда были в Киеве, один вольнопер из-за этого застрелился. Приехал с фронта, пошел на «Сказки Гофмана», а ночью хлоп… Оставил записку – воевать больше не могу, быть дезертиром не желаю.

– Кто-нибудь сочинил для чувствительности… Теперь таких людей нет.

– Уверяю тебя, правда.

– Тогда, значит, больной!

– А ты думаешь, мы все очень здоровые? Один у другого не замечаем…

Электрическая каемка вокруг белой раковины опять горит. Линко, терпеливо скучавший во время симфонии, довольно улыбается. Никогда не слышал Собинова.

Жаль, без грима. Пожилой человек со складками вокруг рта. На висках заливы. В лейб-гвардии Сводно-конном полку сын-корнет. Юрий Леонидович ^[5]. Тоже старше Ленского.

В прошлом году «Вертера» было грустно слушать. Тусклый, стареющий. Сегодня, как до войны. Только не смотреть на эстраду.

Идем ко входу на Нахимовскую площадь… Похрустывает гравий. Звякают юнкерские шпоры.

– Господин капитан, скажите по совести – разве не развращает? Либо рассказ Лоэнгрина, либо война…

– Вам, Казаков, когда надо явиться в училище?

– Не позже часу.

– Значит, вагон времени… Переедем на ту сторону – выкупаемся. У нас отличное место около Михайловской батареи.

Пришлось нанять ялик. Катеров уже нет. Перевозчик не торопится. Поскрипывают уключины, мерно опускаются весла. Черная вода при каждом ударе вспыхивает бледными огоньками. Казаков опустил в море руку. За ней тоже бежит светящийся след.

С добровольцами-матросами встречаюсь мало. Часто слышу разговоры о них. В плохую погоду жалеют, особенно те, кто боится морской болезни. Сиди все время на корабле. Наверное, в кубриках повернуться негде. Насандаливай разные рукоятки, мой палубу. И самое главное, качка. Не служба, а даже и не сказать что. Должно быть, оттого старые матросы и стали такой сволочью.

Когда на солнце градусов сорок пять тепла, а гавань, как пруд, говорят иначе. На суше жарятся в толстых суконных френчах. Летнего обмундирования мало. Завидуют полуголым и босым.

– Какая же это, к чертовой матери, война… Полная безопасность, жратва на ять, с утра до вечера солнечные ванны… Плавучая санатория – стоит на ряжки посмотреть.

– Ловчильня… Там, кроме офицеров, и моряков-то настоящих нет. Знаю великолепно… Возьми – наши киевляне-реалисты… Целая компашка… В прошлом году служили в канцелярии, а надоело воевать – айда на броненосец. Кочевники… У одного брат – пехотный поручик. Теперь кочегаром… Выдал он себя за унтера – только чтобы приняли. Документы порвал. Тоже тип…

Всякий раз, как сухопутные добровольцы начинают при мне ругать морских, всегда вступаюсь за босоногих и полуголых. «Ловчилы» на кораблях есть, но пусть мне скажут, где их нет. Раз война, значит и уклонение от фронта. Людей не переделать.

На счет удобств и безопасности тоже не мешает потише. Особенно на миноносцах и мелких судах тяжело. Убитые, утонувшие, изувеченные, обваренные паром. Зимой в Азовском море недалеко от Геническа затерло две канонерки и ледокол. Четыре месяца в стальных коробках среди льдов. Ни угля, ни хорошей пресной воды. С берега обстреливали бронепоезда. Как погода получше – аэропланный налет. Несколько человек сошло с ума.

Дредноут «Генерал Алексеев» выходит в море редко. Не хватает угля для его огромных машин. Команде воевать почти не приходится, но севастопольцы должны быть ей благодарны.

Двадцать первого июня, только отслужили благодарственный молебен по случаю победы над Жлобой ^[6], загорелись передаточные артиллерийские склады в Килен-Бухте. Рядом стояли океанские пароходы, груженные снарядами. «Citta di Veneria» и «Саратов». Взорвись они, разрушило бы целые кварталы.

Видел, как охотники с «Алексеева» отводили транспорты на буксире. Грохочущая туча, стальной град и на кипящей воде бесстрашные хлопотливые суденышки.

Без флота Крым – местное предприятие. Не то бутылка, не то мышеловка. Благодаря эскадре существует южный фронт – от Одессы до границы Грузии. Большевики не смеют оголить Кавказа. Должны держать резервы по побережью двух морей. Где захотим, там и высадимся.

Списать на берег учащихся и пехотных офицеров – Черноморский флот кончится. Не пленными же пополнять команды. Кадровых матросов мало. Либо у красных, либо перебиты.

Кой-кого из морских добровольцев, «юнкеров флота», я все-таки знаю. Человек четырех. Один был гусаром, потом перешел в инженерную роту, оттуда – на дредноут. Кажется, ловчащийся. Двое служат на подводной лодке. Со второго класса гимназии решили идти в Гардемаринские классы. Еще в мирное время. Любят море и качки не боятся. Четвертого, артиллериста с миноносца, не понять. Похоже на то, что вообще не хочет воевать. Не трус, но надоело.

Работают все много. Переделать гимназиста или студента в матроса гораздо труднее, чем в солдата. Школы, команды, курсы, классы. Сложное существо военный корабль, а люди все новые. Морским офицерам отдыхать некогда. «Всевоенморобуч».

Поругивают еще моряков за то, что они, мол, важничают. Это правда. Одни слегка, другие больше. Вплоть до наклонности не замечать на улицах офицеров в маленьких чинах. Конечно, не «своих», флотских. Тем отдают честь старательно.